— А любовные записочки? — едва оказавшись на свободе, Реджина щурит на Стивена глаза из-под мокрых прядей. — Буду назначать тебе свидания... по углам.
Это звучит довольно забавно — и то, как Стивен не то смущён, не то просто поддерживает её шутку, помогает Реджине справиться со смущением, что испытывает она сама. В гидре её не переодевали ни разу с тех пор, как выдали ей рубаху, а о помощи Джефферсона Реджина до сих пор старается забыть.
— Это будет тяжёлым испытанием, — усмехается Реджина, и едва заметная горечь вкрадывается в её улыбку. Впрочем, она виновата в этом сама — она первой упомянула нож. — Но, думаю, я справлюсь и с этим.
Не без труда и смущения, но вполне охотно Реджина приподнимает бёдра. Есть что-то весьма волнующее, отзывающееся прямо в сердце, в том, как Стивен помогает ей одеться. Это, наверное, и есть забота — та, к которой Реджина так и не смогла привыкнуть. Получать чужую заботу приятно — и Реджина позволяет себе хотя бы ненадолго не задумываться о том, что Стивен, возможно, делает это из благодарности за секс или потому, что просто чувствует себя обязанным. Она дёргает стопой, когда он слишком легко задевает её под пяткой до щекотки, тянет к коленям носки, приподняв голову, чтобы полюбоваться на результат. Усмехается краем губ:
— Даже я не справилась бы лучше.
При мысле о еде тошнит снова. Реджина знает, что нужно поесть — и ей хочется поесть, и ей хочется и маффин, и бутерброд с маслом и джемом, и чизкейк, и две чашки горячего кофе, и, может быть, после в неё вместился бы даже йогурт, но...
— Пожалуй, бульон, — соглашается она и перекладывается на постели, чтобы уложить голову на колени к мужу. — К твёрдой пище лучше переходить постепенно. Но потом...
Потом, когда её организм будет в состоянии воспринимать пищу, они как минимум неделю будут питаться по ресторанам, и каждый раз в разном.
— Потом сходим куда-нибудь. Я хочу устриц и шампанского, и салат с гребешком, очень вкусный, тебе обязательно надо попробовать. И стейк. И вино — много. И эклеров. И маленькие корзиночки — такие, с масляным кремом и джемом внутри, из песочного теста, сладкие, и...
Она засыпает, так и не закончив перечислять — и так и не надев штаны, но зато обняв мужа под колено сломанной рукой.

Кейден будит их утром: распахивает дверь в спальню, учуяв кровь, и та с грохотом ударяется о стену так, что Реджина нервно подскакивает на постели, выставив правую ладонь вперёд, словно в самом деле способна кому-то помешать, когда Кейден одним прыжком оказывается на их постели, чтобы взять капитана за горло.
Он ведь верил ему.
— Слезь, — велит Реджина, но Кейден не слушает: скалит зубы капитану, от ярости дыша тяжело, и только потом переводит взгляд на Реджину. Рычит:
— От тебя пахнет кровью.
— Но я не, — Реджина хочет сказать ему, что не ранена, но осекается. Заканчивает, уже увереннее:
— Я не ранена.
Кейден смотрит на неё недоверчиво — Реджина много врёт, и ему, и себе, но в этот раз она скорее смущена и стыдится чего-то, и, наклонившись к ней ближе, Кейден тянет носом от груди и ниже.
Вот оно что.
Издав короткий лающий смешок, Кейден также быстро, как оказался на постели, возвращается на ноги.
— Извини, — уже на английском сообщает он капитану. — От неё пахнет кровью. Я думал, ты сделал ей больно.
Но нет, только приятно — хотя удовлетворением, в отличие от секса, от Реджины не пахнет. И ей всё ещё больно.
— Я зайду позже, — обещает Кейден вновь на их языке и усмехается:
— Через неделю, пожалуй.
Настроение Реджины, портившееся обычно на несколько дней за неделю до, в красные дни становилось совсем скверным.
— Можешь вообще не появляться.
Ещё раз оглядев Реджину, перед тем, как осторожно прикрыть за собой дверь,Кейден улыбается её майке:
— Тебе идёт.
— Извини, — спешно выдыхает Реджина Стивену, бессознательно надвигая одеяло выше на бёдра.
Между ног отвратительно липко, и ноет, словно за все предыдущие дни тишины, живот.
— Древние, — вновь откинувшись на спину, Реджина закрывает лицо руками.
Древние, почему именно сейчас?!

— Нет, — глухо вскрикивает Реджина, пытаясь поймать одеяло, но это бесполезно, и она только силится натянуть майку ниже. Со сломанными руками это не так просто сделать.
Кроме того, Стивен — суперсолдат. Супербыстрый, суперсильный и потрясающе неосведомлённый.
— Стивен, — раздражённо вздыхает Реджина, старательно избегая его взгляда. — Не надо врача.
Она и без того чувствует себя донельзя неловко. В лабораториях Гидры ей повезло — хотя бы этого унижения она со своим сбивчивым циклом избежала, но, видно, пришла пора за это везение платить.
Древние, почему именно сейчас. Почему с ней рядом именно Стив, а не кто угодно ещё?
Она бы согласилась даже на Формайла. Он бы просто позвал горничную и не беспокоил бы свою женщину всю следующую неделю.
— Единственное, что мне сейчас нужно — сменить простыни и, возможно, матрас, принять две таблетки обезболивающего и...
Древние, она не справится сама. Но просить об этом агента Романофф — нет, на такое Реджина точно не готова.
Старк? Смешная мысль.
Кроули мог бы, но Кроули здесь нет.
Кейден? Да, пожалуй. Кейдена Реджина могла бы попросить. Может быть, у него даже хватило бы жалости не подшучивать над ней.
Кейден ведь никогда не был слишком брезгливым.
— ... и мне нужна будет помощь Кейдена, — наконец, сдаётся Реджина. Посмотрев на лицо капитана, добавляет:
— Я не умираю, Стивен. Это... нормальное явление. Женщины истекают кровью дней пять каждый месяц, если не беременны. Приятного в этом мало, но так уж мы устроены.

— Не нужно ничего зажимать.
От одеяла Реджина аккуратно убирается: она уже протекла на простыни, и этого на сегодня достаточно.
— Я поем, — обещает Стивену Реджина. Он ведь прав, поесть ей действительно нужно. Она даже не помнит, когда в последний раз ела сама — и ела нормальную еду.
Но сначала нужно разобраться с тем, что она пачкает всё, на что садится.
— Мне будет не так... неловко. И Кейден не брезглив, — пожимает Реджина плечом, по-прежнему пытаясь натянуть майку ниже. Неужели Стивен думает, что она не заметила, насколько его пугает её кровь? — Кроме того, он уже сталкивался с моей кровью.
Не здесь, разумеется — в Зачарованном лесу. У неё не было магии, и она только что потеряла ребёнка — крови было больше, чем сейчас.
Гораздо больше.
— Она не остановилась, Стивен, — терпеливо вздыхает Реджина снова. — Она будет течь ещё несколько дней. Поэтому мне нужны прокладки и помощь Кейдена в том, чтобы их менять, потому что у меня сломаны руки, а это достаточно... грязная процедура. Но, если хочешь, ты можешь помочь мне отмыться.
Реджина бы предпочла тампоны, но на это не согласится даже Кейден.
— От месячных не умирают. Это неприятно и достаточно болезненно, и я сейчас нахожусь в достаточно унизительном положении, но я не в опасности, Стивен. Мне просто нужно то, что я сказала, и сделать вид, что этого не было.

— Бульона будет достаточно.
Гребешки — Реджина уверена в этом, — сейчас вернулись бы назад в достаточно неприглядном виде. Ни к чему было переводить впустую то, что Стивен, в отличие от неё, не считал нужным себе позволять.
— Стивен, — повторяет Реджина, сдерживая болезненную гримасу — слишком уж сильно он сжимает её пальцы, слишком уж сильно она сжимает свои,— я всё равно предпочла бы Кейдена. Ты видел уже достаточно, а он... ну, ему не привыкать.
Мордред взял её силой прямо перед ним, и не имело значения, просила она его не смотреть или не просила — Стивен всё равно это видел. Падать в его глазах ещё ниже Реджине бы не хотелось, хотя она и не была уверена в том, что там было, куда падать.
— Мне нужно будет чистое бельё, — предупредила Реджина, скрещивая запястья за шеей Стивена. — И, наверное, потом снова лечь. Живот слишком сильно болит.
В Зачарованном лесу она налила бы себе вина и пила до тех пор, пока боль не перестала бы ощущаться. Сейчас, к сожалению, она уже не могла себе это позволить — только бульон.
— Я ненавижу эти дни, — тихо пожаловалась Стивену Реджина, с закрытыми глазами выжидавшая, пока он обмоет кровь с её бёдер. — Ненавижу быть женщиной.
Будь она мужчиной, её жизнь сложилась бы совершенно иначе.