Стиву неловко в её присутствии, рядом с ней, с её манерой держать себя и вести. Он не останавливает её в магазине, хотя не уверен, что у него на карте достанет средств расплатиться. Может быть на двух — ему как-то впарили в кредитку.
Она расплачивается, не дожидаясь, пока она вытащит бумажник. Всё что он может — донести покупки.
— Это не дворец, — улыбается он виновато, доставая ключи, — и не вилла Старка, — чтобы у них там не было.
Ей не понравится. Уже не нравится. Он предупреждал, когда делал предложение, но она всё равно согласилась.
Повар из него тоже не важный, но он научился заказывать еду.
Она выходит из ванной раньше, чем он успевает поинтересоваться, всё ли у неё хорошо. В его одежде она выглядит... по-домашнему. У него перехватывает дыхание, он скользит взглядом по её голым коленям, мокрым от шампуня волосам. Возможно, они поторопились. стоило сводить её на пару свиданий. в ресторан, на танцы. Возможно, ему стоит привыкать.
— Ужин готов, — говорит он, неловко улыбаясь и опускаясь в кресло, — если ты, конечно, ешь такое.
Разумеется, она может справиться с утюгом.
Роджерс смотрит, не вмешивается, но когда пахнет палёным, вскакивает, торопливо поднимает утюг.
На левой ягодице её пижамы коричневое пятно.
— Мне жаль, — он виновато кривится, ставит утюг на подставку. Осторожно касается тыльной стороны её обожженной ладони, разворачивает к себе, дует, — я не умею лечить. Если очень больно, я поищу крем в аптечке. Дальше я сам. Что нужно погладить?
Он гладит только майки и рубашки, но её вещи не выглядят большой задачей.

Стиву сложно спорить, когда она касается поцелуем его щеки. Он тянется обнять её и прижать — совершенно машинально — но не успевает.
Разумеется, она может купить хоть сто пижам, но смысла в этом нет.
— Меня учили бережно относиться к вещам, — мягко возражает он ей, — кроме того, если ты никогда не гладила, лучше учиться на чём-то простом и несложном. С майки там. Или простыни.
Он всё ещё не видит необходимости гладить её тонкую, но уже безнадёжно испорченную пижаму или ещё более тонкое бельё. На этот раз он стоит рядом, за её спиной, готовый среагировать быстрее, если она опять забудет поставить утюг.
— Ну ты же посвятила его в виконты, — он уже звучит чуть более обиженно, чем следовало бы. И к тому же, Старк почти наверняка занят — не вылезает из кровати Пеппер. Стив думает, он сподобится года через полтора, если они вспомнят друг о друге, но не говорит — у Реджины наверняка есть сформировавшееся мнение на этот счёт.
— Я... я не знаю, — он правда не знает, как её развлечь, — я говорил тебе, у меня нет хобби. Можем погулять по району.

Роджерс никогда не врёт, и когда Реджина спрашивает, он кривится, но отвечает:
— Немного злюсь, да, — Стив всё-таки обнимает её, гладит по спине. Он злится ещё и на себя — он уже мысленно давал себе обещание не расспрашивать про Старка, не расспрашивать ни про кого кроме Дэниела. Стив не хочет причинять ей боль.
— Фильм — это хорошая идея, — сразу соглашается он, — у тебя есть список? Того, что ты пропустила и хочешь наверстать? У меня есть.
Он делится с ней бумажным блокнотом, давая выбрать. Подключает интернет к телевизору, его научили, и он даже успел так посмотреть кое-что.
— Если не хочешь есть, я могу сварить тебе какао, — сам он голоден, и ждал только её. У него нет серебряных вилок, и он немного переживает за момент, когда она всё-таки проголодается.

Стив не может сказать ей, что понимает. Он не понимает, но он видел Мордреда. Роджерс знает, какие бы мотивы не были у Реджины, они оправданы.
— Тебе не нужно оправдываться, — говорит он, всё ещё мягким тоном. От неё у него колотится сердце, злость уходит, оставляя место для накрывающей его с головой нежности, желания приласкать, — злость — всего лишь эмоция, она не всегда оправдана. В этот раз точно нет. Но я не могу просто взять и выключить её.
Он чуть медлит, гладит по волосам, дожидаясь, пока Реджина на него посмотрит.
— Я не хотел упрекать тебя, если это прозвучало именно так.
Когда Стив просил её руки, она пыталась убедить его, что ему нужна женщина, дождавшаяся его. Но они познакомились после. Хорошо, что у неё был Дэниел, а все остальные — необходимость.
Она соглашается поужинать, Стив с облегчением придерживает её за талию, пропуская в кухню первой. Ставит варится две порции какао.
— Глинтвейн, если я не ошибаюсь, делают на виноградом соке. Или на вине. А это отдельный напиток... Похож по процедуре приготовления на кофе, но не по вкусу.
Пока какао варится, Стив открывает шкафчик с посудой. Не слишком богатый выбор.
— У тебя есть предпочтения из какой кружки пить? — он вынимает их по парам, предлагая Реджине каждую. Даже свою любимую.
После ужина он убирает остатки еды в холодильник, посуду в раковину. Помоет позже.
Ещё какао? Их ждёт уютный вечер.
Сюжет фильма оказывается про другой мир, и всё, о чём может думать Стив — а существует ли где-то вселенная, похожая на эту, как существует мир сказок.
Реджина во сне выглядит мирно. Безобидно. Не похожая ни на королеву в его одежде, ни на ведьму. Он сползает с ней на кровати ниже, аккуратно укладывает её голову на подушку, высвобождая плечо. У её тела приятное тепло, но ему тоже стоит сходить в душ. Кроме того, её близость волнует его, заставляя думать о совсем непристойном. Они не женаты, он не Мордред, и он не знает, сможет ли помочь ей как Старк. Он же совсем ничего не умеет.
Стив бережно укрывает её одеялом. Потом, стараясь не шуметь, уходит в ванную.

Стив не знает, что Реджина уже не спит. Если бы знал, надел бы майку. Он складывает запасное одеяло вдвое, укладывая его на полу. Укрывается пледом. Подушки нет, поэтому он просто устраивает голову на локте. Шелест не даёт ему уснуть и оказывается Реджиной, выходящей из спальни в гостиную. Она устраивается с ним рядом, и Стив окончательно расстраивается, что не оделся.
У неё тёплые ладони, и они очень волнительно ощущаются на голой коже, когда она его обнимает.
Стив обнимает её в ответ, тянет на себя, не давая лежать на голом полу. Он морщится, когда отодвигается, пуская её на одеяло и случайно сам касается пола.
— Реджина, — рвано выдыхает он, — я не был уверен, что будет... уместно спать вместе. Мы ведь ещё не женаты.
И ему всё ещё нечего ей предложить: ни роскошного жилья, ни вкусной еды, ни интересных фильмов. Он совершенно ничего не умеет в постели. Ей с ним скучно, тоскливо и непривычно. Ему надо было думать, прежде чем уговаривать принять предложение.
— Я думал, ты спишь, так что не мог спросить. Вернёмся в кровать?
У него сбивается дыхание, как после бега. На кровати достаточно места, чтобы она не прижималась провокационно к нему. Она рядом, под боком, совершенно близко. Он напрягается там, внизу, в штанах. Совершенно неприлично. А ведь она не сделала ничего такого. Просто пришла к нему спать.
Стив радуется, что в комнате темно. Не заметно, как у него пылают щёки.

Разница есть — и большая. Хотя, наверное, существенная, только если бы Реджина была девственницей. Для неё это не имеет никакого значения, но Стив всё равно напряжён до предела.
Какой тут к чёрту сон.
Она проводит пальцами по его спине, задевает шрамы. Это тоже волнительно. Он глубоко вздыхает. Получается шумно.
Стив не думает о ней плохо. Не думает, что она дразнит его, провоцирует. Он не знает, что так бывает.
Реджина задевает его бедром сквозь штаны, и становится совсем плохо. Или хорошо, как посмотреть. Стив закрывает глаза, пытается ужиться с переполняющими его чувствами. Не получается. Сердце у него как будто сейчас выпрыгнет из груди. И не только сердце.
Он наклоняется к ней, получив вроде как разрешение, осторожно касается её губ, накрывает ладонью сверху щёку. Роджерс целует её осторожно, аккуратно, но когда отстраняется, понимает, что этого мало.
Он тянется к ней снова.
Беспринципнее, настойчивее.
Он хочет сказать ей, что не стоит. Если она делает это только потому, что она ночует у него, ей не стоит — на ум приходит ужасно грубое слово — отрабатывать. Стив сглатывает. Что там отрабатывать. Квартирка, едва ли сопоставимая площадью с одной её спальней в замке, простая еда, металлические вилки.
Стив гладит её по спине, целует снова — ему нравится её целовать, но сейчас этого почти болезненно мало. Наконец он решается.
— Я не уверен, что знаю, что делать дальше. И что мне можно делать дальше.

Стив перестаёт дышать совсем, когда она садится на него сверху. С удивлением осматривает, жадно вбирая всю. Ему хочется включить свет, чтобы полумрак не скрывал её черт. Реджина касается его тела, и он кладёт руки сверху на её бёдра. Гладит. Замирает, когда касается обнажённой кожи над резинкой шорт, но, кажется, всё в порядке. Он продолжает вести дальше, касается позвонков, выступающих каждый раз, когда она касается к нему, чтобы поцеловать.
Роджерс отвечает на её поцелуй, не отнимая рук. Целоваться так — куда приятнее. И всё равно ему хочется большего.
Словно в ответ его мыслям она стягивает с себя футболку.
Стив не успевает рассмотреть её, хотя ему очень хочется. Запрокидывает голову, подставляя шею под поцелуи, дышит надсадно и шумно. Горло дрожит под её ласками. Ему хочется застонать, но Стив не уверен, что это будет уместно, и он закусывает губы, сдерживаясь.
Реджина показывает ему, что делать.
Он настойчиво отстраняет её от себя — он мог бы удержать её над собой на весу и едва ли заметить, целует точно также, как она его — в шею, спускается к ключицам.
Стиву хочется коснуться её груди. Он было отстраняется, чтобы спросить разрешения, но потом вспоминает, что ему вообще-то всё можно. Зачем иначе было снимать майку. Он накрывает её грудь ладонью. Её кожа там не как у него на груди. Очень нежная, шелвковистая. И соски такие мягкие.
Он прекращает поцелуй, с удивлением смотрит ей в лицо, чувствуя, как твердеет под его большим пальцем. Прямо как у него в штанах, только по-другому.
— У тебя... — он даже не знает, как прилично сказать ей об этом, но не выразить твоё удивление не может, — грудь напряглась.
Это странно. И очень возбуждающе. Стив размышляет не долго, берёт её подмышки, приподнимает над собой, подставляя другую грудь под свой рот. Теперь он может почувствовать тоже самое языком.

Роджерс застывает, стараясь не шевелится, когда она говорит, что ей холодно или больно. Меньше всего на свете он хочет причинить ей боль. Не после Мордреда, не после всего, что с ней было. Он, наверное, был так неаккуратен, что даже не заметил, когда ей стало больно.
Но она как будто поощряет его продолжать, говорит, что возбуждена, трётся об него. Когда она тихо стонет, Роджерс всё-таки осторожно поднимает взгляд, готовый просить прощения. Но стон не похож на стон боли. И ему только что хотелось стонать.
Так что он решает, что всё хорошо, продолжает ласкать её грудь, сбиваясь от её движений бёдрами. Ему хочется сжать пальцы, придвинуть её ближе, но это наверняка больно, и Стиву стыдно за такое желание.
Кровать так кровать. Ему всё равно где, лишь бы она была рядом. Стив поддерживает Реджину за бёдра, удерживая одной рукой на себе. Поднимается вместе с ней, продолжает ласкать грудь, удерживая её на весу, но потом поднимает другой рукой её подушку и одеяло, идёт со своей драгоценной ношей в спальню. Кидает сначала постельные принадлежности, потом бережно укладывает её — на спину.
— Можно? — всё-таки уточняет он, когда берётся за резинку шорт, тянет лямки шнурка, затянутого, чтобы не спадали, на себя, развязывая. Ему хочется целовать её ниже — и он целует. Рёбра. Живот. Выступающие косточки бёдер. Он комкает шорты в руках, и они кажутся ему влажными.
Наверное, у него вспотели ладони.
Не сводя с неё взгляда, он касается её между ног. Ткань тонких трусиков мокрая насквозь. И он краснеет ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда ещё. Спрашивать об этом выше его сил.
Стив не уверен, стоит ли ему лечь сверху — он её не раздавит? — или рядом. Он опускается на колени перед кроватью, продолжая целовать её бёдра, колени, руки — куда может дотянуться. Он пробует целовать её между ног, но не решается снять с неё бельё совсем.
У него темнеет в глазах каждый раз, когда он прикасается к её коже. В ушах шумит.
— Я сделаю всё ради тебя, — хрипло обещает он.

Стив кивает, соглашаясь. Ему легко выполнять её указания. Тем более, так ему не нужно задумываться о том, что он сделает ей больно или что-то в этом роде. Он залезает к ней на кровать, расставляя колени вокруг её ног для опоры. У него на губах влага с её запахом, и он не уверен, что стоит её целовать.
Реджина целует его сама.
Он отвечает на поцелуй, вздыхает ей в рот, когда она скользит ладонями к нему в штаны. Не выдерживает, стонет, когда она скользит ниже. Он смотрит на неё — в лицо, на напряжённую шею с бисеринками пота, на высокую грудь с торчащими сосками. Стив бы мог смотреть на всё это вечно — и не может, скользя взглядом вниз, к её ладоням на своём паху.
— Не делала что? — сбивчиво уточняет он, не уверенный, что поймёт ответ. Он не делал вообще ничего, и сейчас она зашла так далеко, как ему и не снилось. Она целует его. Прямо там. Стиву срочно нужна точка опоры. Он растерянно шарит рукой, уже не в силах сдерживать стон. Изголовье так некстати далеко.
Он стоит над ней на коленях, сжимает и разжимает кулаки, но ничего не может сказать. Запрокидывает голову, вздыхая, опускает, чтобы взглянуть на неё. Это слишком хорошо. Он, наверное, сошёл с ума.
— Реджина, — он зовёт её по имени — из головы вылетает всё, кроме её имени и ощущения удовольствия. Наконец он пристраивает руки на её плече и затылке. Гладит по волосам. Заправляет выбившуюся прядь за ухо, машинально.
Она безумно красива. У него не закрывается рот — от дыхания, и он не может выразить это словами. Только зовёт её по имени.
— А как же ты? — наконец выдавливает он из себя, чувствуя, что мимика лица больше не подчиняется ему. Его тело больше не принадлежит ему. Оно принадлежит Реджине.

Его распирает от нежности. Даже если то, что Реджина делает, устраивает Реджину, Роджерс остатками сознания, не похороненными под волнами удовольствия, хочет сделать ей приятно. Он сдерживается, чтобы не дёргать её за волосы, не давить на затылок. Она — ведьма, и она делает с его членом что-то невероятное.
Движения Реджины становятся закономерными. Роджерс подстраивается под ритм, стонет ей в резонанс, подаётся бёдрами навстречу.
Её невероятно много.
Её невероятно мало.
Это ведь не совсем секс. По крайней мере, он точно знает, что от секса берутся дети. А так они точно не появятся. Он хочет снять её с себя, делать губами с ней если не тоже самое, то похожее. Ей понравится — она не просто так скользит рукой себе между ног, не просто так жадно смотрит на него. Она не просто так мокрая.
Стив хочет её поднять. Сделать хоть что-то для неё. Деть куда-то руки. Но она делает ему слишком хорошо. Ещё немного — думает он в который раз.
Когда он наконец привыкает к её движениям и может думать хоть сколько-нибудь, облегчение всё никак не наступает. Ему нравится то, что происходит. Он обожает это — абсолютно точно. И он хочет, чтобы это закончилось.
Он берёт её за подбородок, мягко отстраняет, поднимая к себе и наклоняясь к ней. Целует со всей нежностью, на которую способен. Приспускает её трусики с каждой стороны от её бёдер и, наконец, стягивает.
Стив укладывает её на спину, гладит сверху, целует глубже, а когда наконец отрывается, смотрит ей прямо в глаза.
— Я люблю тебя.

Стив ожидает чего угодно, но не вопроса — искренне удивлённого, граничащего с раздражением. Между ног всё ещё болезненно ноет, по телу разливается тепло, но Реджина явно не намерена продолжать.
Ему не без разницы, любит она его или нет. То, что нет — больно. Задевает из самого нутра, заставляя сердце почти разрываться на куски. Но Стив готов это пережить. В конце концов ей не за что его любить.
Вот только почему она тогда согласилась на его предложение?
Он вздыхает, откидывается на спину. Шипит, как от боли, но на самом деле от злости на себя и от пустоты, которую оставила в душе Реджина своим "Я не". Он кладёт ладонь на глаза, жмуриться, как будто может провалиться в сон и выяснить, что всё ему приснилось.
— Не уходи, — он мгновенно отнимает руку ото лба, резко садится, когда она предлагает то, что причиняет ему лишь большую боль.
— Тебе не нужно извиняться, — поспешно добавляет Стив, — это ты извини. Я всё испортил.
Он до сих пор не понимает как, но обязательно поймёт.
Его член до сих пор стоит — он не знает, что с этим делать. И чувствует себя безумного глупо. Он поспешно натягивает штаны, комкая бельё под ними. Потом расправит.
— Кровать всё ещё твоя. Просто... не будем торопить события. Извини, — он было тянет к ней руку, но, наверное, это не слишком уместно. Стив горбится — бессознательно, поднимается с постели, когда-то бывшей его.

Он не верит ей. Она звучит неубедительно. Стив знает — он всё испортил. Всю магию, что она сумела создать между ними — она улетучилась. В штанах болезненно ноет, но, наверное, это пройдёт.
Стив подчиняется движению её руки, когда она тянет его на себя, но не ложится. Её голова на уровне его паха когда он стоит, и это напоминает ему о том, что между ними только что было. Его тело считает, что послушаться и лечь — хорошая идея. Его разум говорит, что это её выбор. Его сердце подсказывает, что он перестанет себя уважать, если примет её предложение.
Стив опускается на колено, как будто снова собирается сделать ей предложение. Требовательно притягивает её лицо к своему. Коротко целует, прижимается лбом к её лбу.
— Ты права. Мы поговорим об этом завтра, — больше он не извиняется — сколько можно, — или когда-нибудь потом. Когда ты решишь, что пора.
Чтобы не происходило — оно не должно происходить дальше. Он сжимает её руку, коротко, чтобы она не подумала, будто дело в её теле или чём-нибудь таком, приземлённым.
— Был тяжёлый день. Попробуй поспать, — он виновато улыбается, — я, наверное, уйду в гостиную.
Ему понравилось бы спать с ней в обнимку совершенно точно. Но Стив знает, что им нельзя ложиться вместе снова — пока они не обсудят всё.
— Всё в порядке? Насколько это вообще возможно? Если да, то доброй ночи.

Стив готов оставаться с ней, пока всё не будет в порядке.
Больно наверняка не только ему — ей тоже. Реджина рассчитывала по-другому провести эту ночь. Всё сложилось как сложилось, и всё, что ему остаётся — им остаётся — смягчить последствия. Им только предстоит научится жить друг с другом.
Но Реджина даже не пытается.
Стив хмурится, ведёт подбородком в сторону.
— Ты сейчас приказываешь? Или манипулируешь? — судя по всему и то и то. Стив не двигается, но внутри всё снова сжимается. Он не готов отказаться от своих слов — он правда любит её.
— Пожалуйста, не разговаривай так со мной, — она могла бы разговаривать так со своими любовниками. Кого там она держала в своей постели? Старка уж точно для удовольствия. Стив напрягается, медленно встаёт, опускается рядом с ней на кровать.
Было бы проще, если бы она оделась.
Он укладывается на кровать, притягивает её к себе, целует в затылок. Помогает устроится на собственном плече — в конце концов, подушка у него всего одна, но бёдрами отодвигается подальше.

— Я буду спать с тобой, — обещает Стив. У него тоже сна ни в одном глазу. И хотя её откровения кажутся раной, под только что сдёрнутой коркой, он рад, что они разговаривают. Ему стоит узнать её получше. Об этом люди обычно думают до помолвки, но Стив предпочитает думать, что у них не было времени — а у него выбора, о котором он не пожалеет. Реджина не была бы счастлива с мёртвым Страшилой. Или с Урфином. Стив может постараться, чтобы она была счастлива с ним.
— Каждую ночь и не только ночь, если потребуется, — утро они точно проспят. Раньше Стив думал, что выражение "бурная ночь" может быть окрашено только положительно.
— Что тебе снится?
Ему — последние слова Пегги перед крушением, падение Баки с поезда, лицо Красного Черепа и пробуждение. Совершенно неузнаваемый Нью-Йорк. Но Стив может спать.