— Я не животное, — «и не чудовище». — Я должна контролировать себя.
Ей стоило бы делать это лучше. Реджина правда старается — напрягшаяся всем телом, она делает несколько размеренных вдохов и выдохов, как бы ни частило при этом сердце, и горлом чувствует ладонь Люцифера на каждый. Ей нужно сдержать себя. Сдержать вновь вспыхнувшую к нему ненависть.
Сжав зубы крепче, Реджина коротко кивает в ответ на его утверждение. Она поможет. Разумеется.
Закрывает глаза, всего на доли секунды, но легче не становится, и она накрывает ладонь Люцифера своей в желании убрать.
— Потому что я не могу защитить себя, — резко откликается Реджина. — Посмотри: ты уже делаешь со мной то, что тебе хочется. И ты в этом далеко не первый.
Она не могла защитить ещё и Стивена — в первую очередь от себя, — и всегда приносила ему лишь боль. Это к лучшему, что всё кончено.
— Я не хочу перед тобой раздеваться, — Реджина едва качает головой. Она давно уже не стесняется своей наготы, но сейчас в этом будет подтекст — и вот уже он заставляет её смущаться. — Не хочу, чтобы ты видел меня голой, и больше не хочу видеть голым тебя.
Не спеша Реджина всё же поднимается на ноги, глядя на Люцифера сверху вниз, и бессознательно обхватывает себя за плечи.
— Ты можешь подождать меня у себя?
Она сыграет ему. У неё в самом деле нет выбора, потому что сидеть на шее Кроули и дальше — это не выбор.

Простой и при том чудовищно дурацкий вопрос застаёт Реджину врасплох. Открыв рот, чтобы ответить, она закрывает его тотчас же, потому что ответа нет. Он находится позже:
— Хотя бы себе.
Реджина не лжёт — почти нет. Просто теперь, когда она знает, что происходит, когда она позволяет себе потерять контроль, она должна стараться лучше.
Даже если ей плевать на всех, умом она понимает, что они ей ещё дороги. Но это не имеет никакого отношения к сексу.
— Я не знаю, — наконец, сдаётся Реджина. — Но если бы я контролировала себя лучше, я бы уже была дома.
И Альтрон наверняка был бы побеждён, а они со Стивеном, возможно, как раз раскладывали бы массажное кресло.
Реджина пытается уцепиться за эту мысль, воспоминание, но тщетно. Ни капли тепла, ни тени желания к мужу — только Люцифер.
Он задаёт слишком много вопросов, ответов на которые у Реджины нет. Она не знает, что думал бы об этом Стивен — может быть, в очередной раз сказал бы, что не может её защитить, и у неё не нашлось бы слов, чтобы опровергнуть это, потому что он не может.
Никто не может.
Реджина сдерживается, оставляя это при себе, только едва кривит губы:
— Нет.
В порнофильмах Стивен не снимался точно. Даже документальный фильм о нём был снят без его участия, но об этом Люцифер должен был знать и сам. Кроули же знал.
Но Кроули всегда интересовался внешним миром больше, чем собой — хотя заботился о себе больше, чем о внешнем мире.
— У тебя красивое тело, — спешно уверяет Реджина Люцифера. У Стивена лучше, а она проигрывает им обоим, но это не имеет никакого значения. — Я просто не хочу.
Она уже насмотрелась. Вероятность того, что Стивен придёт за ней снова, нулевая, но Реджина не хочет не поэтому. Как минимум потому, что не намерена дразнить себя зря — ей и без того тяжело выносить его присутствие.
— Я постараюсь что-нибудь найти, — обещает она, и в самом деле находит.
Одно приличное чёрное платье. Не кожаное и достаточно длинное, чтобы быть уверенной, что его покупал Кроули. Реджина не красится перед тем, как подняться — только набрасывает поверх свой чёрный же пиджак и зачесывает мокрые после быстрого душа волосы назад.
Поднявшись, садится к роялю. Перебирает пальцами по клавишам, словно пробуя звук, и играет. Поёт — со второго куплета, даже не пытаясь переводить.
Эту балладу не любили на трактах, но любили в Рединге. Реджина уже пела её Старку когда-то давно — о Стрелке, ищущем путь. Белоснежка спела бы лучше, но такие песни её никогда не интересовали, в то время как у Реджины к ним всегда лежала душа.
— Если тебе интересно, я могу попытаться перевести, — предлагает Реджина, опуская руки на колени. Она по-прежнему держит спину безупречно прямой, как учила мать — и только доиграв, позволяет себе немного расслабить плечи. — В северных землях в моём мире эта баллада была достаточно популярна.
Родерик любил, когда Реджина пела ему её, хотя всякий раз просил не поминать Дискордию ближе к ночи.