Объятия Кроули всё такие же тёплые, но в этот раз не вызывают отторжения. Реджина выдыхает ему в шею с облегчением, но в этот раз уже не прячется на его плече — скорее закрывает собой. Потом — отстраняется, оборачивается к Люциферу.
— Ты должен меня отпустить, — повторяет она уже не просьбу — требование. — Ты не понимаешь...
Она опасна. Она представляет угрозу, когда жива, и, когда мертва, представляет тоже.
Но есть и другие миры, кроме этого. Она может спрятаться в одном из них, или...
Или...
Медленно, не спеша Реджина отстраняется от Кроули дальше. Смотрит на Люцифера. Долго. Взвешивает в ладони нож.
— Если я умру, я вернусь в ад, верно?
Он хозяин ада. Без его разрешения Кроули бы не пришёл за ней.
В этот раз ему никто не даст этого разрешения. Она позаботится об этом.
Это так странно — принимать решения разумом, а не сердцем.
Её пугает вечность, но ещё больше пугает вечность со Стивеном.
Впрочем, она провела с ним шесть лет. Сможет прожить и вечность.
— Ты не отпустишь Кроули за мной, — предлагает Реджина, оглаживая пальцем нож. — И никому не позволишь меня вернуть.
Она всё же заключит с ним сделку. Пусть даже не ту, что он хотел.
— Взамен я...
Сердце вздрагивает в грудной клетке. Тревога — она слышала её, но не чувствовала так остро, — волнение, ярость. Боль, всё ещё. Это для неё прошли шесть лет, а не для него.
И это всё — его. Единственные эмоции, что ей сейчас доступны.
Реджина поднимается на ноги, замирает, глядя на лифт. Тело Повелителя медленно сворачивается чёрным туманом, оседает на полу чёрной водой. Реджина поднимает глаза на Люцифера, отирает ладонью губы.
— Чего ты от меня хочешь?
Она согласится на всё, если он позволит ей уйти на её условиях.

Не без труда Реджина заставляет себя разжать пальцы. Происходящее со Стивеном занимает её куда больше, чем Кроули, и она почти волнуется за него. Почти. Она знает, что должна волноваться, но ей сложно себя заставить.
Она шесть лет прожила с ним в аду, пыталась убить и его, и себя, и сейчас просто не может перестроиться, не может принять, что прошло всего несколько минут.
— Ну что ты, — тихо скалит зубы Реджина, поднимаясь на ноги, — ты более чем радушный хозяин. И если бы жизням нескольких миллиардов ничего не угрожало, я бы с удовольствием приняла твоё приглашение. Вместе с мужем, разумеется. Или подожди...
Правда, у неё нет мужа. Больше нет. Сейчас он уже едет прочь, как можно дальше от неё, и она не винит его за это.
Она не винит за это даже себя.
— Меньше, чем за сутки у тебя в гостях я лишилась мужа, магии и жизни. Опять. Я больше не могу помочь тем, чьи жизни мне ещё дороги, и не могу больше прятаться в этом мире. Но знаешь, что?
Отчасти это её вина, но наравне с ней в случившемся виноват сам Люцифер.
— Я с удовольствием останусь. Подожду у тебя возвращения Повелителя и посмотрю, как ты сдохнешь от его руки.
Она уверена, Повелитель сделает его смерть куда более мучительной, чем смогла бы она сама. А она...
Она просто покинет его пентхаус снова.

Разумеется, Реджина винит Люцифера — даже почти в той же мере, что и саму себя, но себя всё же больше, — но ни кивнуть, ни ответить не успевает: почти что падает на диван, вынужденная выставить руки, чтобы смягчить падение, и затыкается.
Ей кажется, что она спокойна и отчасти равнодушна, и в состоянии мыслить здраво, но это не так. Она не спокойна — опустошена, и, несмотря на обманчивую уверенность в словах, она так и не приняла для себя, что случившееся в аду не существовало в реальности.
— На твоём месте я бы меня убила, — пожимает Реджина плечами, с деланным холодом глядя на Люцифера. — Сразу после первой попытки лишить тебя тьмы или, возможно, даже до неё.
Она знает, что ей угрожает: появись в её жизни третий игрок с отчётливо различимой бездной тьмы в себе, она бы попыталась избавиться от него сразу же, без выяснения обстоятельств.
— Мой опыт показывает, что все тёмные твари, появляющиеся на моём пути, рано или поздно пытаются либо убить меня, либо подчинить себе.
Но это её опыт. И её выбор — не все способны устранять угрозу до того, как та станет явной.
Некоторые всё же более... милосердны. Или же любопытны.
— Для тебя безопаснее будет меня убить, — почти что дружески советует ему Реджина. — И сейчас самый подходящий для этого момент.
Потом будет поздно. Потом Повелитель снова будет искать её и снова найдёт.
— Я понимаю, что ты видишь во мне чудовище. Тебе хочется потешить своё эго, посадив меня на цепь или даже приручив, но это пустая затея. Я не буду принадлежать тебе, так что либо убей меня, как должен бы, либо отпусти, потому что иначе я убью тебя сама. А если я не смогу, это сделает за меня Повелитель, когда вернётся — а он обязательно вернётся. Он всегда возвращается.

Люцифер — не тёмная тварь? Реджина едва приподнимает бровь, обозначая своё несогласие. В этом ангеле тьмы больше, чем во многих демонах, включая Кроули и его подопечную.
И он явно никогда не знал, что значит страх. Что значит бояться настолько, чтобы быть готовой убить без колебаний любого, кто только может, а не обязательно представляет угрозу. В этом ему повезло.
Или нет. В отличие от него, Реджине было кого защищать.
До недавнего времени.
Наверное, всё ещё есть.
В-третьих же, осознаёт Люцифер это или нет, но Реджина права: все, с кем она сталкивалась, даже отчасти узнав от том, что она из себя представляет, хотели либо сломать её, либо уничтожить. Их вёл страх — или желание оказаться сильнее, самоутвердиться за её счёт. Гидра, Формайл, Страшила. Мордред. Поначалу даже Старк. У Реджины богатый опыт.
— Почему ты заслуживаешь смерти? — по слогам переспрашивает его Реджина. Она ответит. Это простой вопрос. — Теперь, когда ты знаешь о моём существовании и знаешь, что я такое, ты представляешь для меня угрозу. Ты либо продашь меня, либо попытаешься уничтожить. Все с этого начинают, даже Кроули: когда мы с ним познакомились, он пытался сжечь меня на костре руками моего любовника.
Она уже простила ему это. Если так подумать, за это она никогда не держала на него зла.
Может быть, в самом начале.
— Если бы я была уверена в своей безопасности, я бы не желала тебе смерти. Но от того, как я умру и умру ли я вообще, зависит слишком многое.
Даже если забыть о Стивене и тех, кто ей близок, в мире — а есть и другие миры, кроме этого, — достаточно людей, кто предпочёл бы не разделять с ней её смерть.
— Я не в том положении, чтобы ставить тебе ультиматумы, но, Древние, у нас в самом деле есть только два варианта. Если ты убьёшь меня, я не буду возражать: мне больше нечего терять. Если ты отпустишь меня, я постараюсь бежать. Есть и другие миры, кроме этого.

— Может быть, и заслуживает, — пожимает плечами Реджина, глядя на Кроули, — но уж точно не от моей руки.
Она со своей стороны постарается сделать всё, чтобы этого не случилось. Даже умрёт за него, хотя это невеликая жертва. Ради Старка или Кейдена она бы этого делать не стала. Озвучивать это ни к чему: все здесь и так всё знают.
— Неужели? — Реджина едко усмехается, выразительно указывает взглядом на словно выжженное тьмой пятно, оставшееся от Повелителя, но тем и ограничивается.
Если бы Люцифер не забрал её магию, а с ней и часть её страха, она бы пошла за Повелителем добровольно.
Она не уверена, что в следующий раз он придёт один.
— Что ж, я тебя поняла.
У неё нет выбора. Снова.
Но она постарается что-нибудь придумать, чтобы сбежать. Ей действительно нужно бежать — даже не ради себя. Она помнит, что должна любить Стивена. Даже если она не чувствует этого, она наверняка всё ещё любит его, хотя бы в этой реальности.
Реджина поднимается на ноги медленно, пережидает головокружение, принимая руку Кроули, и покидает пентхаус, не прощаясь и не оборачиваясь.
Лифт пуст, но она и не надеялась.
— Ты можешь на него повлиять? — просит она, привалившись плечом к стене, едва закрываются двери. — Можешь... объяснить?
Потому что она — нет.
Убеждение — не её сильная сторона.
— Я прошу не ради себя, Кроули. Это в твоих же интересах — позволить мне бежать.

— Там, куда я могла бы вернуться, меня бы никто не смог достать, — усмехается Реджина.
Голова всё ещё кружится — и отчего-то тошнит. Реджина тяжело сглатывает, проводит рукой по горлу, замирает над гортанью, массирует. Повелитель вложил в неё не только тьму — часть своей ненависти, и ужиться с ней тяжело. Вся её суть противится этому.
Жарко как в сауне.
— Это звучит как план, — вяло соглашается Реджина, толком не услышавшая ничего из речи Кроули. Она его знает: Кроули повторит позже и не один раз, если это будет нужно, а пока...
Ей нужно лечь спать. Уснуть и проспать не меньше суток.
Она устала.
— Обещаю, — выдыхает Реджина. — Не трону его и пальцем.
Перед глазами всё плывёт.
— Ты прав.
Слишком душно. Тяжело дышать, и Реджина впустую обводит красными пальцами и без того расстёгнутый воротник. Опускается на постель, твёрдо намеренная подняться и смыть с себя всё это уже через две минуты, но засыпает раньше, свернувшись на покрывале клубком. Её сна не беспокоят ни ночные гости, ни отсутствие Кроули — она просыпается только через двадцать с лишним часов, когда за окнами уже вечер. Просыпается — и никуда не идёт дальше ванной.
Игнорирует наряды Мейзикен снова — кутается в халат перед тем, как надолго усесться на подоконнике.
Она проводит так две с половиной недели, игнорируя все попытки вытащить её из номера словами «Мне и тут хорошо» и малодушно прислушиваясь к сердцу Стивена в себе. Мало ест, ещё меньше спит. Читает — только газеты. Ждёт Повелителя, но тот не приходит за ней слишком долго, и она почти что забывает о нём. Она не чувствует ничего, кроме его боли, и ненавидит себя за каждую секунду, и со временем ненависти становится слишком много. За ненавистью почти не ощущается боль, и, когда через две недели Реджина видит на первой полосе фото Стивена, к губам которого прилипла другая, что-то в ней всё же сдаётся.
— Виски, — просит она Кроули, вновь укутанная в его одежду, и оборачивается на первые прикосновения к клавишам рояля.
Люцифер играет хорошо. Так хорошо, что даже виски под его пение идёт неплохо, и Реджина знаком просит Кроули повторить.
Стивен быстро нашёл ей замену. Она не винит его за это — и она до сих пор ощущает его боль, — но в ней слишком много ненависти, чтобы она и дальше могла выносить своё общество.
Второй раз заходит не хуже. Реджина закрывает глаза, наслаждается тем, как растекается по телу тепло, и вновь двигает к Кроули пустой стакан.
— Ещё раз, — повторяет Реджина перед тем, как развернуться на стуле и сосредоточить всё своё внимание на Люцифере.
Она действительно хочет его. Особенно сейчас, настолько он хорош в свете софитов.
Но она не будет.
Стивен может быть с кем угодно — это больше не её дело, — но ей не нужен никто, кроме него. Невозможность получить желаемое — не повод довольствоваться малым.
Реджина опрокидывает в себя ещё стакан и отворачивается под громовые аплодисменты.
— Ты же не против, если я напьюсь? — уточняет она у Кроули перед тем, как подтолкнуть стакан ему.
Хуже, чем сейчас, ей всё равно уже не будет.

— Иногда, — усмехается Реджина.
Иногда она в самом деле прислушивается к мнению Кроули. Реже, чем следовало бы — гораздо реже, и многих проблем в её жизни можно было бы избежать, делай она это чаще, но...
— Я послушала тебя в аду, — добавляет Реджина, перекатывая виски по стенкам стакана. — Слушаю сейчас. Мне стоило бы чаще это делать.
Ему тоже стоило бы иногда слушать её. Когда она пытается защитить его, например, даже если она пытается защитить его от самой себя.
Сейчас — не тот случай. Кроули больше не нуждается в защите.
Никто больше не нуждается в Реджине, в том числе — её муж.
— У Стива новая... новое увлечение.
Она не ненавидит его за это. Не винит даже девчонку — её муж ведь идеален. Мечта любой.
Он выбрал её, а она променяла его на сомнительную честь переспать с дьяволом.
— Ещё виски и, может быть, попрошу. Не уверена, что в этом есть смысл.
Ей ведь некуда идти — и не к кому.
Её больше никто не ждёт. Она никому не нужна.
Она идёт к Люциферу, взяв виски с собой, и укладывает свободную ладонь на его плечо.
— Я тоже хочу сыграть. Если ты не надумал отпустить меня, я не против испортить тебе вечеринку.

Уперевшись ладонью в высокий лоб, Реджина отстраняет Люцифера от себя. Когда он делает так, то похож на Кейдена.
Если так подумать, она по нему скучает — и ему она тоже не нужна, хотя когда-то в мире были только он и она. Вместе.
Совсем как со Стивеном.
— А ты напоминаешь мне моего волка, — усмехается Реджина и допивает остатки виски, чтобы обменять свой стакан на стакан Люцифера. — С ним я тоже никогда не хотела переспать.
Она ведь помнит его ещё волчонком. Маленьким, брошенным, всеми ненавидимым — несчастным и одновременно смертельно опасным.
Прямо как она тогда.
Прямо как она сейчас.
— Я умею нажимать на клавиши так, чтобы получался сначала один красивый звук, а потом много подряд, — Реджина коротко хмыкает и делает ещё глоток. Так лучше. Наклонившись, нажимает пальцами на одну клавишу, потом — коротко перебирает ради простого отрывка из старой мелодии, подслушанной на трактах. — Обычно эти звуки даже складываются в баллады, но я знаю и пару разбойничьих песен.
Слишком много всего навалилось.
Пожалуй, она и правда не против сыграть. В последний раз она играла для Мстителей — тех, что застряли с ней в Зачарованном лесу, — а до того не садилась за рояль почти двадцать лет. Почти с того дня, как, наконец, в первый раз стала вдовой.
— Позже мне будет уже неинтересно, — Реджина отстраняется, перехватывает стакан правой рукой. — Впрочем, мне уже неинтересно. Как сказала бы моя падчерица, если бы её не выпотрошили в качестве моего свадебного подарка — второй шанс даётся не каждому. Ты свой упустил.
Она свои — тоже.
— Лучше вернусь к виски.

— Что-то в этом роде, — невесело улыбается Реджина. — Он нашёл себе стаю, которой я не могла ему дать.
И это проблема не только Кейдена — это её проблема. Она никогда и ничего не даёт взамен, только берёт. Ничего удивительного, что Стивен поспешил найти другую.
Она наверняка будет ему готовить. Много, вкусно и несколько раз в день.
Не так уж и плохо.
— Как скажешь, — Реджина обманчиво вежливо кивает и забирает с рояля оба стакана.
Оба отдаёт Кроули — ждёт, пока он их наполнит, и только потом забирает оба. Пожимает плечом:
— Налить, а не принести.
Она планирует выпить оба, и даже салютует Люциферу его стаканом, но цепляется взглядом за парнишку, который смотрит на неё из угла, и передумывает. Улыбается — ему, не Люциферу, и движется вперёд, обходя рояль непозволительно близко.
Парнишка неуверенно улыбается ей в ответ.
— Ну привет, — усмехается Реджина, протягивая парнишке чужой стакан, и он смотрит на него, как на подарок с небес.
— Вы Алая ведьма, — он не то спрашивает, не то просто не может поверить. — Жена Капитана Роджерса.
— Угадал. Пей.
Он годится ей в сыновья. Реджина не уверена, что ему есть двадцать один год, но это не имеет никакого значения, потому что ей хочется его убить.
Парнишка пьёт неуверенно, отставив своё пиво, но быстро. Морщится каждому глотку, отирает рот.
— Можно я с вами сделаю селфи?
Что такое селфи, Реджина не знает. Вскидывает бровь, поощряя объяснить.
— Сфотографируюсь. Вы что, правда не...
— Правда.
Она даёт ему один кадр, поверх объектива глядя на Люцифера. Усмехается снова.
— А теперь мне пора, малыш. Можешь отнести дьяволу его пустой стакан.

Во сне Реджину не беспокоит ничего, кроме разрастающейся головной боли. Никаких снов, никаких кошмаров, и только раз её беспокоит тревожное чувство потери. Она разворачивается на постели, не просыпаясь, нашаривает ладонью чужую руку, едва сжимая пальцы, — и проваливается в темноту глубже.
Пробуждение оказывается не из приятных. Реджине тянется зажать ладонью лоб, горячий и сухой, и не может. Дёргает рукой, плечом. С ужасом понимает, что связана.
Снова.
Мордред? Стивен?
Голос принадлежит Люциферу, и едва заметно Реджина выдыхает с облегчением.
Она не в аду — ни в одном из них. Она пропускает половину речи Люцифера, осознавая это, и только на обещании отправить её в ад на тысячи лет включается снова.
Пожалуй, она действительно перебрала вчера. Вела себя не слишком вежливо для пленницы, но это же не повод насиловать её.
— Древние, — сдавленно выдыхает Реджина, утыкаясь лбом в мятые простыни.
Сердце частит. Реджина сжимает колени теснее, сжимается вся — и даже не надеется, что сможет этого избежать снова. Ей нечего ему противопоставить. Люцифер ведь почти взял её тогда, две недели назад. Может взять и сейчас.
Даже после брака с Мордредом и шести лет в аду со Стивеном это не кажется менее ужасным. Реджина молча сглатывает, смаргивает выступившие слёзы.
Дыхание сбивается, когда Люцифер берёт её на руки. Зачем?
— Не надо, — она выдыхает почти беззвучно, но он не пытается ни уложить её удобнее для себя, ни поставить на колени, и это даёт ей надежду.
В ванной эта надежда превращается в уверенность. Реджина ещё не может понять, что он задумал, но, когда он тянется с верёвкой к её ногам, до неё доходит.
Почти доходит.
Сперва ей кажется, что он просто хочет подержать её под холодной водой, но для этого слишком много приготовлений. Уронить её в воду он мог бы и быстрее, и она бы не сопротивлялась — она и сама понимает, что перешла границы, но...
Какого чёрта?
Если бы он хотел, чтобы она уважала его собственность, ему не стоило бы держать её силой.
— Ничего бы не случилось, если бы ты меня отпустил, — усмехается Реджина, лишь едва красная от унижения, тут же фыркает, отплёвываясь от попавшей в нос воды.
Ублюдок.
Серьёзность его угрозы она начинает осознавать не сразу — только когда вода добирается к подбородку.
В ванне холодно, но трясёт Реджину не поэтому — она в ярости и она совершенно бессильна.
Беспомощна.
Сколько раз она уже через это проходила? Сколько ей ещё предстоит через это пройти?
Больше, чем Люцифера, она ненавидит только себя.
Первый вдох, сделанный пополам с водой, наполняет её легкие ужасом. Не перед самой смертью — перед такой смертью.
Жалкое зрелище.
Это больно. Реджина заходится кашлем, одновременно пытаясь изогнуться, подняться над водой выше, и на какой-то момент ей удаётся урвать ещё немного жизни.
Она никогда не тонула раньше. Когда душат — это куда проще. Это не так страшно.
Мордред как-то заставлял её дышать по команде. Реджина пытается повторить это снова, как бы ни хотелось просто дышать, — задерживает дыхание перед тем, как выгнуться в спине, чтобы глотнуть ещё, но воды становится слишком много, и страха становится слишком много тоже, и она бьётся уже беспомощно, бессистемно, делая короткие вдохи вперемешку с водой, пока в глазах не начинает темнеть.
Если она умрёт, Повелитель совершенно точно придёт снова, и тогда очень скоро умрёт и Стивен.
Ей плевать на него, плевать на всех — она их всех ненавидит, но она всё равно пытается выжить ещё раз, и ещё, может быть, поддерживаемая только своей ненавистью.
Она не сдаётся — её тело сдаётся.
Оно всегда сдавалось первым.

Едва оказавшись на поверхности, Реджина делает первый жадный вдох. Вода бежит по лицу, затекает в открытый рот, но это не имеет никакого значения — она снова дышит.
И она ненавидит Люцифера сильнее, чем раньше. Меньше, чем Белоснежку или Мордреда, меньше, чем Тёмного или свою мать, меньше чем Повелителя и Алого Короля, и уж точно меньше, чем саму себя, но...
— Да, — едва уловимо сжимает зубы Реджина в перерывах между кашлем. — Я рада.
Видят Древние, теперь она искренне желает ему смерти.
— Нет.
Она не хочет ничего, кроме как увидеть, как он умирает от её руки, но уже в следующий миг это уходит. Это не её желание, и никогда не было им. Эта ненависть не принадлежит ей, и Реджина смотрит в глаза Люцифера и судорожно выдыхает.
Он не убил её — даже не пытался. Ни тогда, ни сейчас.
Он не взял её силой, хотя мог бы.
Она не ненавидит его — она зла на него, унижена им, но в ней нет ненависти к нему. Он ничего ей не сделал.
Она ненавидит себя, а не его, хотя гораздо проще было бы ненавидеть хотя бы их обоих.
— Я прошу прощения, — говорить больно и тяжело, но Реджина всё равно не отводит от него взгляда. — И за своё поведение вчера, и за то, что пыталась убить тебя.
Ей стоило бы попытаться договориться с ним, но страх сработал до того, как она успела его осознать.
Это только её проблема. Люцифер не виноват, что она не чувствует себя в безопасности ни с кем.
На его месте она бы обошлась с самой собой даже хуже.

За свою попытку шантажировать Люцифера или забрать у него свою магию силой Реджина не считает нужным просить прощения — он сам вынудил её, но в остальном она признаёт свою вину. И удивляется, когда он не заставляет её просить прощения и за это.
Мордред бы заставил. Она сама бы заставила.
У неё с Мордредом куда больше общего, чем со Стивеном, и даже больше, чем с Люцифером.
— Да, — коротко соглашается она на предложение развязать её.
Мышцы ноют просто чудовищно. Всё тело затекло, и особенно — шея.
Но ей приходится удерживать её в том же положении, чтобы не опуститься под воду снова.
Без воды становится холодно — постепенно. Реджина догадывается, насколько жалко выглядит со стороны, но это её заботит куда меньше, чем могло бы. В её жизни бывали моменты и хуже.
Едва заметно она усмехается: надо же. Кроули был прав. Опять.
— Я не могу тебе такого пообещать, — сдавленно выдыхает Реджина, подпирая освобождённой ладонью лоб, чтобы хоть немного снять с шеи нагрузку. — По крайней мере не сейчас. У тебя Кроули. У тебя моя магия. Я, конечно, отвыкла от неё за шесть лет в аду, но это не значит, что она не нужна мне.
Без магии ей в этом мире делать нечего. Она умрёт даже раньше, чем доберётся до Кейдена.
— Что ты хочешь взамен? Ответы на свои вопросы?
Она не заключает сделок, она говорила ему, но пришло время об этом забыть.
Правда за магию — это выглядит так, словно нет подводных камней.

— Да, пожалуйста, Люцифер, — стиснув зубы, повторяет Реджина. Даже добавляет «спасибо» после, когда верёвка перестаёт удерживать её волосы, и те раздельными прядями ложатся на плечи.
Ей бы не помешало принять душ. Почистить зубы, выпить кофе, проглотить пару таблеток — и, может быть, проспать ещё несколько часов. Это не самый плохой план, но пока она только не без труда переворачивается на спину, чтобы подтянуть выше лодыжки.
Мордред когда-то оставлял её так, связанной. Сказал, что у неё будут полчаса. Если освободится сама — будет свободна. Она почти справилась тогда, в этот раз даже проще.
Выгнать его из своей головы куда сложнее. Даже если она делает вид, что в порядке — это не так. Ей уже не светит быть «в порядке».
Мокрые верёвки развязывать тяжело. Реджину спасает то, что она босиком, и что Люцифер обвязывал ноги поверх штанин — не без труда, пока Люцифер рассуждает, ей удаётся стянуть петлю с правой щиколотки вместе с носком. Медленно Реджина поднимает глаза. Усмехается:
— Разумеется.
Это она всё испортила. Реджина стягивает вторую петлю, поднимается из ванной, чтобы сесть на противоположный борт. Разминает затёкшую шею пальцами, исполобья глядя на Люцифера, и, наконец, пожимает плечами:
— Он — может быть.
Её здесь ничего, кроме слова Люцифера, не держит — разве что то, что ей просто некуда идти.
— Кроме информации мне нечего тебе предложить, — вздыхает Реджина, запрокидывая голову на сцепленные в замок пальцы, но продолжая изучать Люцифера из-под полуприкрытых век. — У меня нет магии, нет денег и нет власти. У меня ничего нет. Даже бельё на мне куплено на деньги Кроули.
Поэтому она и пытается торговаться за информацию. Но это, видимо, бесполезно.
— Если ты оставишь меня у себя, тебе и дальше придётся меня содержать.

Пока они что-нибудь не придумают? Реджина едва заметно выгибает бровь и, запрокинув голову дальше, закрывает глаза.
Он ничего ей не сделал. Не причинил вреда и не намерен. Ей приходится повторять это себе, потому что раздражение, вызванное его словами, готово вот-вот обратиться ненавистью. Пока она контролирует это — это последний подарок Повелителя, — но лучше бы ей стараться сильнее.
— Информацию? — по слогам повторяет Реджина и делает ещё один глубокий вдох. — Как скажешь. Я не из этого мира. В моём мире есть магия, и я унаследовала её от родителей. За мной охотится Алый Король, и я назвала тебя его тенью потому, что ты и есть не более чем тень его тьмы. Он заперт в Башне, а Башня — основа всего сущего. Все Лучи, держащие миры, держатся на ней. Он охотится за мной потому, что я могу помочь ему разрушить её, разрушая миры. Я почти разрушила свой мир — случайно. Я не знала, что делаю. Я почти разрушила этот мир, и тоже не знала, что делаю. Это было... В восемьдесят третьем. Тысяча девятьсот восемьдесят третьем. Мы познакомились с Кроули именно в этом году, когда Вельзевул прислала его за мной. Он оставил меня ... ей. И ещё Дагон. Хастуру. Теперь они мертвы. Я убила их, как пыталась убить тебя. И я не...
Реджина делает ещё один глубокий вдох, резко выдыхает. Опускает голову, вновь глядя Люциферу в глаза.
— Я хочу тебя. Если бы я тебя не хотела, я бы не позволила тебе прикоснуться ко мне даже пальцем, и, видят Древние, я презираю себя за это. Я никого так не хотела, как тебя.
Она даже сейчас мокрая там, внизу. Отвратительно.
— Я не знаю, почему ты уязвим рядом со мной. Я вообще тебя не знаю.
Это делает её желание ещё отвратительнее. Опустив по-прежнему сцепленные замком руки между колен, Реджина едко усмехается:
— Кажется, это были все твои вопросы.
Она не удивится, если у него найдутся ещё.
— Я не хочу сидеть на шее у Кроули...
Они с Кроули уже проходили это. Когда ещё были вместе. Когда она считала их парой.
— ... Но я не умею работать. У меня нет образования в этом мире и нет подходящих навыков, разве что... Могу мыть посуду на кухне. Убираться могу тоже, но получается не очень. С посудой лучше: меня в детстве часто отправляли на кухню в наказание.
Опять. Реджина закусывает щёку изнутри, ловя себя на излишней откровенности, сжимает пальцы крепче. Выдыхает ещё раз.
— Сможешь придумать с этим что-то — буду на тебя работать, только, пожалуйста, не на публике.
Когда-нибудь, наверное, это должно было произойти.