— Мы найдём, — с нажимом говорит Стив. Она не слушает, думает совсем о другом, и едва ли не впервые в жизни ему хочется её ударить. Это так непохоже на него. "Вероятно, виной тому её сердце" — проскальзывает в голове. Ему стыдно и за эту мысль.
— Ты наделала достаточно для одного дня, — всё ещё раздражённо предупреждает он, прежде чем его жена растворяется в фиолетовом тумане.

Кроули жмёт на газ изо всех сил, но едва ли едет прямо. Хорошо, что в такой час нет машин, иначе авария была бы неминуема — по встречной полосе он едет почти столько же, сколько по своей. Вернее, он не знает, какое движение — правостороннее или левостороннее тут принято. На фигуру сзади он не обращает внимания. А когда Реджина появляется на пассажирском сиденье, морщится. С тоской провожает взглядом вылетивший пакетик, но не снимает ногу с газа.
— Что ты сделала?! — возмущённо вопит он, отворачивается, морщась. Стискивает пальцы на руле автомобиля, рвано вздыхает. Глаза снова увлажняются, мешая следить за дорогой, если бы это помогало. В поворот дороги Кроули не вписывается, и минивен подпрыгивает, когда он наполовину съезжает на обочину. Когда возвращается на дорожное полотно, подпрыгивает сильнее.
— Мы оба знали, что я врал, — резко и зло отвечает Кроули, — спасибо, что ты сделала. Я потом верну деньги за машину. И за героин. Бумажник где-то под тобой.

— Тогда ты просто никчёмная и наивная дура, — огрызается Кроули, отталкивая её руки от руля. Он или вернётся к наркотикам или угробит их обоих. Прочие варианты для него закрыты навсегда, даже если Реджина этого не понимает, — я такой же как все, кого ты уничтожила вместе с адом. Лживый. Эгоистичный. Ты была для меня хорошим развлечением на фоне пары тысячелетий, но мне всегда было на тебя плевать, — раньше он бы заметил хотя бы то, что противоречит сам себе — не так давно он называл её в числе тех, кто дорог ему. Единственная наравне с Азирафаэлем. Но сейчас Кроули не способен слышать себя со стороны, равно как и думать над тем, что говорит. Он хочет, чтобы она исчезла. Из машины и из его жизни.
— Тебе стоило прикончить меня полгода назад с остальными.
Тогда его спас Азирафаэль. Она бы прикончила. И он зол на них обоих.
Реджина снова колдует. Кроули бессильно вздыхает, когда они снова оказываются у злополучного дома у смятого почтового ящика. Он кладёт ладонь ей на колено, как в лучшие времена, и когда она бессильно сдаётся, поглаживает.
— Это бесполезно. Просто позволь мне уйти.
Реджина обещает ему, что из дома он больше не выйдет. Что она не оставит его одного. Кроули знает, что она не лжёт. И что не лгала, когда пообещала, что с наркотиками покончено. Последнюю дозу она сама спустила в окно.
Настроение снова меняется.
Он не слушается. Роняет глухо, удручённо:
— Тебе и раньше не стоило мне доверять, — осознать свои слова он ей не даёт. Рывком переворачивается на водительском сидении, упираясь в него коленом наваливается на Реджину. Хочешь поймать ведьму — фиксируй руки. Совершенно не заботясь о том, что может причинить боль он перехватывает её ладони выше запястий, сжимая не только кисти, но и пальцы. С силой, неожиданной для наркомана, стягивает её руки над головой, перехватывает в одну руку и освободившейся несколько раз фиксирует ремень безопасности. После давит на горло.
— Мне жаль, — роняет Кроули, смотрит не мигая вертикальными зрачками в её глаза. Он не врёт, но другого выхода не видит. Он задушит её — грустная смерть.
На звук падения мотоцикла, брошенного сразу на выезде из гаража, Кроули не обращает внимание. Роджерс вытаскивает его из машины, за волосы и загривок оттаскивая от жены, с силой бьёт об капот виском, и его сознание угасает.

На бессознательное тело Стив морщится, но не отвлекается.
— Ты цела? — прежде всего спрашивает он, наклоняется в машину, помогая жене выпутаться из ремня безопасности. Обращает внимание на то, что она босиком, а машина припаркована на гравии.
Он пытался с ней по хорошему.
— С этой минуты и дальше ты будешь делать ровно то, что скажу я. Ни больше, ни меньше. Мы договорились?

— "Да, цела" или "да, договорились"? — строго уточняет Стив. Если он сейчас пойдёт у неё на поводу, она выкинет что-нибудь ещё. Ему больно об этом думать, но он знает, что это так. Может потому, что в нём бьётся её сердце.
— Я понимаю, — мягче говорит Роджерс, но даёт ей прийти в себя, не трогает. Если бы Реджина искала его ласки, она бы нашла её незамедлительно, — Я бы никогда не попросил тебя об этом.
Он молчит, давая ей привыкнуть к этой мысли. Осознать — потому что сам не может отделаться от ощущения, что в своей манере видеть всех вокруг врагами Реджина не делает для него исключений. Это больно. И обидно. И он не хочет, чтобы она сейчас чувствовала ещё и это, поэтому пытается отвлечься от собственного разочарования рассматривая повреждения минивена в темноте, но натыкается взглядом на шприц на пассажирском сидении и ко всему вдобавок добавляется ещё и беспокойство.
— Мы позаботимся о нём, — продолжает увещевать её Роджерс, — Вдвоём мы справимся, — он хочет добавить, чтобы она не делала больше глупостей, но это лишнее.
Он перекидывает Кроули через плечо. Весит он едва ли больше Реджины, и для него это практически ни о чём. Машины он переставит утром, они специально выбирали уединённое место для жилья, вот и пригодилось.
— Иди сюда, — Стив поднимает и её тоже, но не как Кроули. Подхватывает под ягодицы, прижимая к себе как ребёнка. В ладони отпечатывается мокрый след, совершенно неуместный на домашней пижаме, и от нарастающего чувства тревоги Роджерс не может отделаться, пока тащит обоих в дом, через гараж.
Реджину он ставит на пол на кухне.
— Береги глаза, — он включает свет, разворачивает её за талию к себе спиной, — откуда кровь?
Только подцепить всякую дрянь в организм им не хватает. Он снова чувствует непривычный прилив раздражения. Ему хочется накричать на Реджину, хотя сейчас, очевидно, это не поможет. Роджерс делает глубокий вздох, заставляя себя сдержаться и успокоиться.
— Налей себе немного выпить, — на столе её всё ещё ждёт ужин, но Стив уверен, что его она проигнорирует, даже если он прямо попросит её поесть, — возьми аптечку и иди в спальню. Я уложу его.

Они решат это завтра. Он не поможет ситуации, если выместит на ней своё раздражение — Роджерс крутит это в голове как мантру, боясь одновременно за неё и за то, что теряет контроль над собой.
На кухне она тоже не задерживается — идёт практически следом. Он сваливает Кроули в простыни прямо на кровать. Он всё ещё без сознания, и вдобавок не дышит. Если бы Реджина не упоминала это вскользь, когда объясняла, почему он не будет ужинать, Стив бы решил, что он его угробил. Сейчас он просто не уверен. Пульс в отличие от дыхания прощупывается, и Роджерс выдыхает. Накрывает любовника жены — бывшего любовника — одеялом, находит на комоде ключ и запирает гостевую спальню, выходя в коридор. По хорошему что-нибудь ещё сделать с окнами. Он надеется, ему не хватит мозгов лезть через окно.
— Я запер его, — сообщает Стив в ответ на её вопрос, кладёт ключ на тумбочку с её стороны кровати и смотрит, чем она занимается. Благодаря её голым ягодицам в голову лезут разные ассоциации. И приятные — и не очень. Образ Мордреда в его голове прочно связан с белизной её тела и крови на нём.
— Он всё ещё без сознания. Я сильно ему врезал — извини, — если бы прибил, объяснить было бы сложнее, — но, думаю, оклемается.
Стив подходит к ней сзади, аккуратно кладёт руку на запястье, которым она ковыряет след от иглы, отводит в сторону, и, придерживая за талию, разворачивает спиной к себе.
Морщится длинной кровоточащей царапине. Придерживает жену, положив руку ей на низ спины, пока тянется за аптечкой. Потом — смачивает ватный диск антисептиком, прикладывает к месту укола, прижимая.
— Если ты что-то подцепишь, я буду очень зол, — ровным голосом сообщает он ей, залепляет пластырем ягодицу.

Реджина не знает наверняка. Просто легкомысленно спускает то, что считает не заслуживающим внимания. Стив сжимает её ягодицу — здоровую — притягивает к себе.
— Ты думаешь только о себе. Такие болячки передаются не только через кровь, — половым путём тоже, насколько он знает, и хочет поделится этой информацией с женой, но замолкает. Раньше он бы никогда в жизни не подумал использовать такие аргументы. Не так давно её сердце кололо страхом каждый раз, когда он оказывался у неё сзади, прикасался к спине и ниже, а он чувствовал за это вину. Теперь, когда это прошло, он как будто пытается напугать её.
— Извини. Я просто беспокоюсь за тебя, — Стив коротко целует её в лопатку, потом отстраняется, чтобы застегнуть аптечку и пристроить на её туалетном столике, — позвони завтра Старку, если категорически не приемлешь больницы. Думаю, чем бы он ни был занят, на два анализа крови он отвлечётся.
Реджина права — им обоим нужно поспать. И хорошо, что она сама предложила — ему не придётся её уговаривать или заставлять.
Он быстро скидывает штаны, которые успел натянуть, чтобы преследовать минивен в ночи, устраивается рядом с Реджиной, привычно спуская жену по постели чуть вниз, чтобы она не отлежала ему руку ночью, обнимает, зарываясь носом в её волосы. Когда Роджерс засыпает, ему кажется, как будто этого бесконечно долгого и трудного дня не было, как и злости, эгоистичности, к которым он в себе не привык. Он засыпает с привычным щемящим чувством нежности, которое неизбежно появляется в груди, когда он обнимает Реджину.
Роджерс просыпается абсолютно спокойным и на удивление выспавшимся, хотя обстановка не располагает о слова совсем. Закрывает глаза, морщится. Сейчас бы сгрести жену в охапку, накрыться с головой одеялом и проигнорировать Кроули, но они, очевидно, не могут.
— Ты не пойдёшь одна, — он включает свет у своей тумбочки — они всё равно оба не спят, — если он снова начнёт тебя душить, я его убью.
Не убьёт, конечно, но будет очень зол.
Крики за стеной не прекращаются, и Стив совершенно не торопится, натягивая штаны — он мало знает про наркоманов, но поверхностного изучения темы в гугле ему кажется более чем достаточным багажом. С поправкой на специфику демона и того, что его жена ненавидит медицинскую помощь.
Зато звон, характерный для бьющегося стекла, заставляет его поторопиться.
Все слова, подходящие случаю, Роджерс не использует принципиально, поэтому только вскидывает голову, но сборы заканчивает моментально, забирает у жены ключ, молча отодвигая её за спину, когда поворачивает замок гостевой спальни.
Когда он поворачивает ручку двери, Кроули как раз опрокидывает в спальне комод. Хорошо, что они с Реджиной оба не поклонники фарфоровых пылесборников и предпочитают в интерьере минимализм.
Любовнику жены — бывшему — Роджерс заламывает руки. Толкает на кровать, вжимая в матрас и старается не придушить.

— Кто-то любит? — не удерживается от вопроса Стивен, подчёркивая нелепость её формулировки, прежде чем завалить её бывшего любовника. Кроули как будто не замечает его, не замечает Реджину. Он не выпрашивает героин, и отчасти Роджерс испытывает удовлетворение — глядя на это его милая, нежная жена, считающая, что она перед наркоманом в долгу, могла бы сжалится и уйти за следующей дозой.
Кроули дрожит, извивается всем телом, царапает себе лицо и рвёт волосы. Он правда не видит никого, кроме ослепляющей боли, наполняющей мышцы, как будто его выворачивают наизнанку тысячей маленьких крюков.
— Я не знаю, кто такой Азирафаэль, — Стив едва не выпускает Кроули из рук, когда он снова дёргается всем телом в его хватке. Роджерс поднимается над ним, придавливая ноги коленом — демон не пытается лягнуть его осознанно, но дергается так, будто готов пробить ему рёбра пяткой. Он стискивает зубы, глядя на то, как Реджина касается рыжих волос, и едва сдерживается, чтобы не велеть ей уйти. Не велеть, как будто она ему не жена, а вещь. От этой мысли противно.
— Но насколько я понял, твой... друг был крайне расстроен тем, что ты увидела — и видишь сейчас — его в подобном состоянии. Если они в хороших отношениях, вряд ли он обрадуется. Если в плохих — тоже нет.
Стивену больно — он чувствует, как Реджина переживает за Кроули. Он старается не думать о том, стала ли бы она так переживать за него самого. Он не тыкает в её просьбу носом, возвращая неуместность, но и потакать не собирается тоже.
— Если я его выпущу, он продолжит всё громить и калечить себя в том числе. Обсудим твою вину позже, ладно, — Стив отвлекается на Реджину, и в самом деле не ломает Кроули ничего — и расплачивается за это, когда тот, вывернув руку, двигает ему локтем по ребрам, а потом заходится криком снова — когда у него уже сядет голос — и ведет пальцами по простыни, разрывая.
— Я пытаюсь, — Стив пытается ей улыбнуться, но только вымученно кривиться, снова перехватывает запястье Кроули, возвращая за спину. На мгновение тот прекращает орать, и Роджерс облегченно вздыхает, пока не чувствует, как тело под его руками пропадает — выворачивается и покрывается чешуёй.
Когда зубы огромной змеи, не прекращающей шипеть ни на секунду, впиваются ему в плечо, вскрикивает уже сам Стивен.

— Я удержу его, — крики Кроули режут по ушам, но чувствовать боль Реджины ему в сто крат хуже, — тебе не обязательно тут быть, — предлагает он, пока не имеет дела со змеёй.
Потом изгибается на постели не хуже Кроули, даже не думая о том, куда делась змея, зажимает укус ладонью. К боли примешивается тревога Реджины, и это отрезвляет. Стив стискивает зубы, шипит от боли, но больше не кричит. Кейден просил его не страдать при ней, и он пытается выполнить эту просьбу, но, разумеется, не ради волка.
— Переживу, — роняет Роджерс сквозь сжатые зубы, инстинктивно дёргается, когда она тянется руками к ране — убираясь от боли и пытаясь уберечь её от того, что она может увидеть. И только потом собирается, даёт ей себя осмотреть, заставляет себя разжать пальцы, убирая их от раны.
Яд, конечно. Вены чернеют, расползаясь как клубок змей от двух чёрных как уголь точек на его коже, с каждым биением сердца выплёскивающих кровь на простыни. Стив отрывает взгляд на Реджину, уже кому-то звонящую — вряд ли в скорую.
— У меня хороший метаболизм, — неубедительно шепчет он. Чувствует, как по коже продирает мороз, как всё как будто замерзает изнутри и становится деревянным или остекленевшим — непослушным и чужим. Стив весь покрывается холодным, липким потом, пропитывающим и домашние штаны, и простыни под ним.
Может он и в самом деле умрёт.
— Не зажимай, — он накрывает здоровой, но уже дрожащей рукой её, прижимающую полотенце к ране, — попробуй перетянуть. Выше. Туго. Чтобы не шло дальше, — скомкано пытается Роджерс объяснить ей очевидное и непослушными пальцами пытается ей помочь. Дышит глубоко. Возможно — это действие яда, ему кажется, что лёгких стало не хватать.
Когда в глазах темнеет, он оставляет попытки как-то помочь ей, опускает ладонь поверх её руки на своём лбу. Стив старается не злить её признаниями в любви, но сейчас боится — в самом деле боится — что может больше не иметь ни единого шанса.
— Я люблю тебя.

Азирафаэль почти не пользуется смартфоном — теперь, когда Кроули куда-то пропал, и общение с Реджиной само сошло на "нет", его личный номер простаивает за неимением двух постоянных собеседников. Так что к телефону он подходит неохотно, откапывая его на рабочем столе в груде ненужного.
— Укусил? — растерянно переспрашивает он в трубку. Образ Кроули, кусающего людей в голове не укладывается, и ему требуется пара секунд, что речь идёт о змее. Вопросом меньше не становится, — ты вышла замуж?
Ему хочется расспросить её обо всём, но отчаяние затапливает его даже из бездушного синего экрана.
— Не клади трубку. Ты далеко, мне нужно время.
И чудо. Много чудес.

Азирафаэль ненавидит перемещения через телефонный кабель. Это несколько унизительно, неудобно, затратно, и он чувствует себя помятым и разбитым.
Реджина не догадывается опустить трубку на пол, и он оказывается третьим на кровати, безжалостно сминая сюртук, пробывший в идеальном состоянии почти сто пятьдесят лет.
— Здравствуй, Реджина. Где Кроули? — любопытство мгновенно сменяется тревогой — в этой комнате очень много боли, она затапливает его отовсюду, везде. Прежде всего он смотрит на мужчину, который кажется ему очень похожим на кого-то. В тумбочке рядом с кроватью оказывается графин со святой водой, и прежде чем достать его, Азирафаэль нервно оглядывается над неподвижную и шипящую от боли змею в углу комнаты.
Он льёт на змеиную рану из графина, смывая заодно и кровь, и яд клубится, шипит. испаряясь в воздухе.
— Святая вода. Кроули демон, поэтому его яд не лечится ничем другим, — объясняет он Реджине, — всё, дай мне закончить, — он ободряюще гладит её по рукам, сложенным на груди красивого молодого человека, от которого он, как любой ангел, может почувствовать любовь. От него и от Реджины — из самого сердца. Это непривычно, но согревает её теплом — он помнит, как она когда-то давно отчаянно надеялась, что он вернёт её жениха к жизни.
Ему нужны обе руки, чтобы оторвать ладони Реджины от чужой груди, отвести в сторону. Прежде чем отпустить, Азирафаэль одобрительно сжимает её ладони, давая ей немного света, который в ней всё равно не приживается, но обволакивает, мешая ей отдавать тьму — или какие там ещё они извращения практикуют на троих.
— Я так спешил, что даже не закрыл лавку, — сообщает он ей. Под его ладонью затягивается след от змеиного укуса на плече её мужа.
— Что там с Кроули?

Азирафаэль игнорирует её слова о долге — только коротко встряхивает головой, мол, пустое. Вместо этого с тревогой смотрит на Кроули-змею. Почему он не оборачивается — хороший вопрос, но он даёт ей объяснить всё самой.
— Наркотическая ломка?! — с трагическим ужасом в голосе переспрашивает Азирафаэль, поражённо смотрит на змею, как будто бы по новую. Встаёт с кровати, осторожно опускается на корточки перед змеёй. Слушает Реджину только краем уха — протягивает ладонь, опускает на змеиную пасть, избегая клыков. Кроули смотрит на него желтым взглядом, прежде чем в зрачках отображается узнавание, и он засыпает.
— Как до этого дошло? Почему не сказала?
Когда Кроули уезжал из Лондона, он был в полном порядке. Лощёный демон, пусть слегка и потрёпанный и злой, на ламборгини.
— Я знаю, — ровно повторяет Азирафаэль, — я знал, что он не способен на чудеса. Но так? — насильно обратить змею в Кроули он не может, придётся ждать, — почему не сказала?
В комнате остался всего один человек, которому нужна её помощь, и он подходит к ней.
— Ничего не делай. Позаботься о муже, я присмотрю за Кроули, — он опускает ей руки на плечи, успокаивая, и вглядывается в лицо, кажущееся знакомым, — о, Господи! Это что, Капитан Америка?
Интерес Азирафаэля не угасает, только разгорается сильнее.
— Потрясающе! В смысле, как любопытно, живая легенда. Мне не удалось познакомиться с ним лично, я знал только его боевую подругу, она тоже из Лондона. В смысле, бывшую боевую подругу, очевидно.
Он смущается, заставляя себя замолкнуть.
— Прекрати винить себя. Что сделано, то сделано. Ты уничтожила почти всё зло этого мира — кроме того, что в людях. Ну и Кроули. И спасла наши жизни. Это точно не считается за плохой поступок.

— Твоей вины нет, — мягко повторяет Азирафаэль, — я был уверен, он справится сам. Ты виновата не больше, чем я.
Он не мешает ей пачкать пальто, хотя встречает пятно чуть расстроенным взглядом.
— Да. Не слишком тактично с моей стороны, — как и просить капитана Роджерса подписать ему несколько книг с его же биографией. Как-нибудь позже.
— Остановилась бы раньше, Вельзевул с приспешниками выползла бы на свет как в прошлый раз. Может, чуть позже, но ничем хорошим бы это не кончилось, — и Азирафаэль не уверен, что она всё же не выползет ещё раз. Как и в том, что Кроули рано или поздно не сдохнет.
— Сама скажи. Твоя привычка звонить только в экстренных ситуациях возмутительно, — поджав губы, ангел капризно добавляет, — могла бы и пригласить на свадьбу. Странно, что об этом молчит сми. Как давно вы женаты?
Он возвращается к Кроули, не обращая внимания на тающий клочьями сизый туман берёт змею на руки, несколько раз перекидывая кольцо хвоста через руку, чтобы утащить его целиком.
— Не клади трубку, хорошо? Иначе мы застрянем в спутниковом канале где-то над Тихим океаном, а это крайне неприятно.

Там, наверху в спальне, Реджина очень старается. Они со Стивеном давно не были близки — со дня появления в их жизни Кроули, — и всё, конечно же, из-за неё. Он стеснялся предложить ей сам, хотя с каждым днём его взгляд становился всё более голодным, а ей просто не хотелось. Она чувствовала себя неполноценной без магии, и большую часть дней проводила за книгами, читая всё подряд, лишь бы выждать, пока Стивен уснёт, но сегодня, наконец, решилась — не ради себя, ради него. Он ведь был куда моложе неё.
Она старалась не показывать, что ей тяжело — будучи всего лишь обычным человеком, она уставала куда быстрее него, — и старалась по мере возможности утолять его аппетит, но сегодня, очевидно, её не хватило бы надолго. Она двигалась на нём в ритме, который задавал он сам, и это было хорошо, как и всегда, но ни разу она даже не подошла к той тонкой грани, отделяющей её от оргазма. Дверной звонок не сбил её, но мог сбить Стивена, и, наклонившись к нему, Реджина всё же предложила:
— Если это действительно важно, они подождут.
Она уже знала, кто стоит за дверью. Ощутила его присутствие ещё на подходе, но не хотела говорить.
Они всё же не стали заканчивать. Реджина накинула халат Стивена, потому что её собственный был в стирке, завязалась плотнее. Халат доходил до середины икры — что может быть целомудреннее для встречи с бывшим любовником?
— Рада видеть, что у тебя всё хорошо, — улыбается Реджина вполне искренне, и мимоходом цепляет носом аромат свежих роз. — Зайдёшь?
Он заходит сразу с козырей — целует её, пока у неё заняты букетом руки. Она всё равно делает шаг назад, наконец, соображает выпустить цветы на пол и оттолкнуть его.
— Я замужем, — холодно напоминает Реджина Кроули, но тело её этого холода не чувствует. Ей жарко — и в халате Стивена, и от самой себя. Она почти ответила на его поцелуй, и это ещё один повод себя ненавидеть. — Какого чёрта, Кроули?

Её тело всё ещё помнит его руки, и за это Реджине тоже чудовищно стыдно. Её муж никогда не был искушённым любовником как Кроули, но он старается ради её удовольствия, и иногда у него даже получается. Это уже больше, чем она, с её-то прошлым, настоящим и будущим, могла бы рассчитывать.
— Кроме этой выходки, — Реджина едва мажет взглядом по его губам, обозначая предмет разговора, — тебе извиняться не за что.
Её доверие к нему подорвано раз и навсегда, и ей снова не на кого положиться — Стивен, если потребуется, умрёт за неё, но это совершенно не то. Это она виновата в том, что с ним случилось.
Реджина смягчается, но за цветами не тянется.
— То, что случилось с тобой, — моя вина, — пожимает она плечами. — Я перед тобой и без того в неоплатном долгу за свою жизнь, так что, пожалуйста, не извиняйся больше.
По крайней мере не так. Так она чувствует себя предательницей по отношению к мужу, который в жизни не сделал ей ничего дурного. Даже если она ни взглядом, ни словом не дала понять Кроули, что её тело скучает по его рукам, а она сама порой скучает по нему, она всё равно знает об этом сама.
— Ты можешь зайти, если хочешь, — повторяет Реджина и надеется, что он откажется. — Стивен скоро спустится.
Ей нужно будет переодеться — надеть хотя бы бельё, потому что без трусов рядом с Кроули она чувствует себя совсем некомфортно. К тому же она только что занималась сексом со своим мужем — и ей отчего-то кажется, что Кроули знает об этом.

Взгляд Реджины холоден как лёд, хотя ей требуется не меньше трёх секунд, чтобы перестать задерживать дыхание.
— Не делай так больше, — это не только требование, но и просьба при этом. — То, что мы когда-то были близки, не даёт тебе права вести себя так.
Не в её доме, не при её муже, и уж тем более не за спиной её мужа. У неё ещё осталось немного понятий о чести и верности — хотя бы в том, что касается брачных уз.
— Я замужем, — с силой повторяет Реджина ещё раз.
Она помнит об этом, и о том, что её муж её любит, помнит тоже. Этот вечер обещает быть крайне неловким для них со Стивеном: она в самом деле рада, что с Кроули теперь всё настолько в порядке, насколько это возможно, но предпочла бы узнать об этом по телефону. Может быть, лично, если бы он не вёл себя так.
От его прикосновений у неё мурашки по коже. Он не делает ничего такого, казалось бы, но понимание того, что она только что имела физическую близость с другим мужчиной, становится ярче. Реджина делает от этого — и от руки Кроули — шаг вперёд, бессознательно сводит на груди руки.
— Идём.
Она оденется позже, когда Стивен спустится.
— Вино или виски? — уточняет она уже на кухне, заранее зная, что от кофе или чая Кроули бы отказался. — Вино неплохое по местным меркам, виски... не знаю. Наверное, тоже неплохой.
Не чета тому, конечно, чем поил её Кроули, или что выбирала она сама, когда тратила деньги Щ.И.Т.а на собственные прихоти, и уж совсем скверное по сравнению с эккензорскими, но Реджина уже привыкла. У них со Стивеном осталось не так уж и много — они давно не выбирались из дома, а пить в последние две недели Реджина стала лишь больше.
— Ваза на верхней полке в шкафу. Поставь сам, пожалуйста — я не достану.
Они так и не купили приступку на кухню. Может, потому что та была и не нужна — Реджина так и не начала готовить.

Кроули знает, как, знает, что Реджина имела в виду, но Реджина всё равно отвечает ему:
— Не веди себя так, словно мы с тобой всё ещё любовники.
Между ними как между любовниками всё кончено и ничего уже быть не может. У неё прекрасный муж: умный, благородный, красивый. Герой чёртовой страны и объект желания тысяч женщин. Она не заслужила его, но она очень старается оправдать его доверия хотя бы в отношении Кроули, раз уж с ведением быта у неё не заладилось совсем.
— Стивен не пьёт, — в который раз пожимает плечами Реджина. — Точнее, не пьянеет. Пью в основном я.
И пьёт она вино, но об этом Кроули знает и сам. Приняв его вопрос за ответ, Реджина достаёт бутылку вина и штопор, выкладывает на стол. Могла бы открыть и сама, но не считает необходимым. Она как раз собирается к холодильнику, чтобы собрать закуски — неловко застывает рядом с Кроули, не зная, с какой стороны его обойти, и, видимо, дёргается как-то неудачно. Ваза летит под ноги. Реджина послушно не шевелится, смотрит на него сверху вниз.
Когда-то давно из такой же позы он вёл руками по её чулкам, от щиколоток к бёдрам, а потом — между бёдер, под её бельё. Сейчас на ней нет белья, но картинка от этого не становится хуже, и Реджина напрягается всем телом, чувствуя, как давит спазмом в паху. Она чувствует себя странно — чудовищно странно. Вздрагивает, но не шевелится, только облизывает вдруг пересохшие губы.
— Её и до этого было не много, — криво усмехается она. — Как-нибудь переживу.
Раньше Реджина убрала бы осколки магией. Просто сделала бы вазу целой снова, но сейчас ни она, ни Кроули не способны менять эту реальность так, как им хочется, и не без труда Реджина припоминает:
— В кладовке под лестницей есть щётка. Осколки. замести.
Убираться у неё получалось лучше, чем готовить, так что это она взяла на себя. С утюгом она тоже более-менее поладила, но от развешивания белья всё ещё старалась увильнуть — она уже не впадала в истерику при виде бельевых прищепок, но приятного всё равно было мало.
— Принесёшь?