Этого следовало ожидать. Кейден разводит руками, ухмыляясь, качает головой:
— Я так и подумал.
Королеве стоило бы обучить его хотя бы паре слов, например "не убивайте меня" и "пожалуйста". Но язык жестов одинаков для всех, и Кейден хохочет, запрокинув голову, подскуливает от смеха.
— Румпельштильцхен, — повторяет он и трудновыговариваемое имя, и жест Тонистарка. — Совершенно с тобой согласен. Идём, Тонистарк.
Судя по тому, что он чует на одного человека меньше, к герцогу уже направились с докладом.
Двое идут сопровождать их. Один — стягивает с плеч куртку, предлагая Кейдену прикрыться, и Кейден смотрит на него с недоумением. Потом соображает — в замке герцога есть дамы, — и всё же обвязывает куртку на бёдрах.
— Реджина? — спрашивает он по дороге. — Реджина придёт за тобой?
Он сопровождает каждое слово жестом: показывает над раскрытой ладонью походку двумя пальцами, обводит рукой окружающий мир. Смотрит преувеличенно вопросительно, точно умственно отсталый.
Герцог встречает их на середине пути. Спешивается, разглядывает чудной наряд и волшебный круг на груди, задумчиво жует щёку.
— Он не говорит по-нашему, — сообщает ему Кейден. — Но пахнет Реджиной.
— Это не довод в его защиту, — хмурит брови Формайл.
— Говорит, что хочет выебать Румпельштильцхена.
— Уже лучше. Я тоже хочу, — обоих, если быть точным, но Кейдену об этом знать не обязательно. Формайл смотрит на гостя, задаёт ему ещё один важный вопрос:
— Друг графу Кроули?

То, как Тонистарк медлит с ответом, настораживает. Кейден хочет схватить его за грудки и вытрясти ответ, но из того, что тот говорит, понимает только то, что Реджина жива. Неплохо, но меньше, чем он ожидал. Колдует, судя по жестам, что тоже неплохо — и тоже меньше, чем он ожидал.
— Её тут многие ждут, — сообщает Кейден, больше себе самому, чем человеку.
У Реджины ещё много работы здесь.

Этот жест они знают оба. Кейден сжимает губы, герцог одобрительно улыбается и хлопает человека по плечу. Указывает пальцем на себя и протягивает руку:
— Герцог Формайл. Добро пожаловать.
Он распоряжается принести еды и вина в кабинет. Тычет пальцем в грудь гостя, в сияющий круг, спрашивает:
— Что это за волшебство?
Кейден тащится за ними следом: он не намерен оставлять единственную нить, ведущую сейчас к Реджине, в руках вспыльчивого Формайла. В кабинете висит портрет Реджины — художник изобразил её за книгой, полулежащую на диване в домашнем наряде, ещё когда они с герцогом были счастливой парой, — и сейчас этот портрет изодран меткими попаданиями кинжала в её чёрное насквозь сердце так, что доска под ним вся в трещинах. Кинжал для удобства всегда лежит на краю стола.
Кейден разваливается на диване в углу. Герцог садится в своё кресло, задумчиво скребёт чёрными когтями подбородок. Враг его врага, конечно, его друг, но языковой барьер затрудняет задачу с переговорами.
— Реджина? — спрашивает он и тычет пальцем в портрет. — Идёт? — показывает походку над грязным столом. — Сюда? — тычет в пол кабинета.
Мордред взял его в кольцо так, что за пределы круга уже не выйти, и они перебили почти всю дичь, что тут водилась. Голодным времена уже не за горами.
— Мордред, — говорит он и показывает за окно, — там. Реджина нужна.
У него было достаточно времени, чтобы с этим смириться. С этим — и с тем, что в его груди бьётся её сердце.
Треклятая лживая сука.
— Мы, — он стучит раскрытой ладонью по сжатому кулаку, слегка искажая знакомый жест, — Мордреда.

Формайл смотрит на эту демонстрацию как на ребёнок — на волшебное представление. Осторожно пробует пальцем светящийся круг, заглядывает в дыру.
— Я не чувствую магии, — сообщает он Кейдену.
— Я тоже, — усмехается тот в ответ. — Но, думаю, эта штука безобидна.
На том они и решают. Формайл кивает, разрешая убрать круг обратно.

Кейден со своего места хохочет в голос. Формайлу не смешно: он щурит глаза, пытаясь разобрать, на что это больше похоже, трогательное семейное воссоединение или поединок. Зная их обоих, он бы поставил на второе — и поставил бы не на Реджину.
— Ты смотри-ка, — комментирует Кейден. — Отец отправился за дочуркой даже на тот свет.
— Он хочет убить её ножом? — пытается угадать Формайл. — Она хочет убить его? Сделаться новой Тёмной?
— Скорее, он просто ищет кинжал Тёмного. Думаю, им не нравится, что он у них в гостях.
— Реджина... — он сжимает кулак у груди, несколько раз изображает удары сердца, — жива?
Скорее всего да. Подохни эта сука, он бы почувствовал, но кто его знает.
Формайл берёт в руки кинжал, повторяет за незнакомцем, сперва на его языке:
— Нож.
Затем на своём:
— Кинжал.
С этим разобрались.
— Кинжал Румпельштильцхена там, — он показывает острием за окно ещё раз. — У Мордреда. Мордред... — он приподнимает кинжал перед собой, словно собирается зачитать написанное на нём имя, и повелительно указывает на Кейдена, — приказывает Румпельштильцхену.
Слухи расползаются быстро, и к тому же у него есть проверенный человек в стане врага. Не совсем его — Дровосек никогда не работал на него, он работал только на Реджину, — но он согласился сотрудничать.
— А это что?
— Думаю, он имеет в виду свою золотую броню. Осталась возле портала. Она развалилась на куски, когда он из неё вылез.
— Понял.
Он зовёт охрану, велит отнести броню в кузницу при замке. Изображает кузнеца для Тони Старка.
— Будут чинить. Ты пока гость.
Слуги приносят вино и поросёнка. Формайл наливает гостю сам.
— Пей.

— Это не окончательное решение, — мрачно сообщает Реджина, растирая онемевшей ладонью проступающие на горле синяки, но сейчас, кажется, да: сейчас им удалось поймать его.
Ей нужно будет сделать кое-что ещё. Связаться с матерью и заставить её запереть Румпельштильцхена. Позже.
Она смотрит на то, как пакуют его работники Щ.И.Т.а — тащат куда-то в подвалы. Тёмный не сопротивляется, но смотрит на неё в ответ и, когда его разворачивают к ней спиной, ведёт пальцем вверх по вене в запястье. Невольно она поднимает руку: чёрные.
К чёрту. Он заплатит ей за это, когда Старк дотащится до них со своим кинжалом, а пока они возвращаются с капитаном на кухню, и первым делом после того, как он ломает этот ошейник вместе со столом, Реджина шагает к нему и за шею тянет к себе.
У неё нет слов, чтобы выразить свою благодарность, но, может быть, поцелуя будет достаточно?
— Спасибо, — повторяет она уже вслух и оборачивается явлению Бартона.
Бледнеет — ещё сильнее.
В её мире Старка ждут Мордред и герцог Формайл, и она не уверена, что хоть один из них оставит его живым.
— Я пойду за ним, — сообщает она. — Но не прямо сейчас. Сначала разберусь с ведьмой — и с тем, чтобы Тёмный не сбежал.
Она не знает, сколько продержится этот волшебный браслет Старка, и не знает, насколько он надёжен. Ей привычнее полагаться на магию и на свои силы. Она усмехается, мрачно и зло:
— Как думаете, нам уже привезли свечи?

Реджина никакой благодарности к Бартону не испытывает. К капитану — теперь только странное, неловкое чувство, от которого теплеет в груди. Она поддалась порыву, и теперь жалеет об этом — и отнимает руку спешно, едва он её отпускает.
— Не знаю, — пожимает она плечами, пряча запястье у груди. — Вас это в любом случае не касается.
Это её проблема и только.
Она разберётся с этим сама, как и всегда, и его забота ей не нужна.
— Я могу за себя постоять, — обещает она.
Это всё звучит до боли знакомо. Она всё это уже говорила Кроули, разве нет?
Она ведь уже приняла решение. Неужели так сложно считаться с её решениями?
— Не нужно, — она тяжело вздыхает и тянется за ножом. — Пойдём по старинке.
Она хотела обойтись без этого раньше, чтобы не привлечь внимание Тёмного, но теперь-то какая уже разница? Вена раскрывается привычно и капает на пол чёрным. Реджина морщится, отводя надрезанную руку, и поднимает красные глаза на Роджерса:
— Отойдите немного, пожалуйста.
Им нужно немного больше места.
— Да отзовётся кровь крови, зовущей её, — вздыхает Реджина на чистом регарумском, и Кора, затянутая в стильный костюм тройку, прорастает из тумана поверх опавших на пол капель. — Здравствуй, мама.
Кора оглядывает её критичным взглядом, морщит нос:
— Милая, посмотри на себя. Как ты одета? Всё рваное, в пятнах.
Оборачивается к капитану:
— Твой новый молодой человек? Хороший выбор.
— Удивлена, что ты одобряешь: он не садист и не старик. И по-английски, пожалуйста. Успела выучить хотя бы пару слов?
— Если только пару, — переходит Кора на английский и улыбается, глядя на пробитую стену:
— Я смотрю, Румпель был здесь.
Не переставая улыбаться, она подаёт капитану ладонь для поцелуя.
— Нас не представили. Кора Миллс, мать этой невоспитанной леди.

Когда Стивен Роджерс так и не касается её руки, Кора едва заметно ухмыляется углом губ: с воспитанием здесь проблемы не только у Реджины, но хотя бы в этом её вины нет. Впрочем, в Реджину она тоже вложила всё, что стоило знать юной леди.
— Рада знакомству, — церемонно кивает Кора и перехватывает летящую в неё стрелу. Та вспыхивает и рассыпается прахом ещё до того, как коснётся пола. — А этот юноша?
— Бартон. И, надеюсь, он пока не будет стрелять. Но тебе не пригодится ни одно из этих имён, — холодно сообщает Реджина и добавляет на регарумском:
— Ты умрёшь сегодня.
— Милая, ты не сможешь, — Кора протягивает руку, треплет её по щеке, и Реджина стискивает её запястье, тянет тьму — её не так уж и много, если прислушаться, — у тебя уже были шансы, не так ли?
Кора ведёт подушечками пальцев вдоль пореза, залечивая его, и ласково касается ладони Реджины, вынуждая разжать хватку. Пробует кожу над губой, с удивлением глядя на выступившую кровь и, покачнувшись, с улыбкой поднимает глаза:
— Ну, ты ведь позвала меня не только для этого?
— Не только.
Когда Кора вынужденно цепляется за покосившуюся столешницу, Реджина ударяет ладонью по кнопке на браслете Фьюри и, содрогнувшись всем телом, останавливается.
— Румпельштильцхен внизу, — сообщает она вновь на английском. — Мне нужно, чтобы ты заперла его. Кровью.
— Разумно. Но я даже не знаю, смогу ли, — Кора в притворной задумчивости морщит нос. — Ты забрала так много...
— Могу забрать ещё. Могу забрать всё и продать тебя как шлюху, — коротко сцепив зубы, Реджина вновь переходит на родной язык. — Все короли здесь уже заняты, так что обойдёшься простыми заключенными в ближайшей колонии.
— Я поняла твою мысль, — улыбается Кора и чуть погодя добавляет:
— Ты всегда была слишком категорична. Если бы ты проявила немного гибкости, Мордред бы у тебя с руки ел.
Коротко, без замаха, Реджина бьёт Кору по щеке, и та, выпрямляясь, обезоруживающе улыбается снова, показывает понятный всем жест у рта: закрывает на замок и выбрасывает ключ.
— Идём. Стрелять лучше в ноги, Бартон. Чуть выше колена.
В начале спуска Кора оборачивается к Реджине:
— Сонное проклятие ты готовила для меня или для него? В обоих случаях ведь бесполезно, ты же знаешь.
Реджина её игнорирует. На середине лестницы вниз Кора интересуется снова:
— Даже не спросишь, зачем я здесь?
— Я могу спросить, откуда у Тёмного ошейник.
— Лучше спроси, почему он не надел его на тебя сразу — и почему не нашёл тебя сразу, хотя пробыл здесь две недели.
Реджина останавливается — на доли секунды, задержав над перилами ладонь, — и делает ещё один шаг вперёд.
— Не интересует.
Уже внизу, на подступах к камере, Кора предпринимает последнюю попытку завязать разговор:
— И ты не хочешь ничего спросить о герцоге Формайле? Или о том, на месте ли твоё сердце?
Круто развернувшись на каблуках, Реджина безо всякой магии хватает Кору за горло, валит на пол.
— О, так теперь тебе интересно, — ухмыляется Кора в ответ, магией отбрасывая Реджину, и та без сознания сползает по стене на пол. Кора сразу же демонстративно поднимает обе ладони, показывая, что безоружна и не собирается колдовать:
— Обещаю, я больше не буду.
С мужчинами всегда приятнее договариваться.
— Я всё ещё могу помочь вам запереть Румпеля. Моя магия надёжнее этих ваших решёток — или её магии, так что придержите эту юную леди, мистер Роджерс, будьте так любезны. Она всегда сперва делает, а потом думает.

— У нас говорят "Хочешь убить ведьму — сначала свяжи ей руки", — улыбается Кора, прекрасно зная, что может сжечь этот шнурок усилием воли и освободиться в любой момент. — Надеюсь, до первой части поговорки дело не дойдёт.
Но она не сопротивляется — позволяет и увести себя, и запереть. Ей есть, что предложить Реджине — и есть, что предложить её новым друзьям.
— Попросите вашего шефа навестить меня, как выпадет минутка, — просит она лучника и с демонстративным комфортом располагается в своих новых апартаментах.
Не её квартира в центре, конечно, но случалось и хуже.

В этот мир Реджина возвращается на руках у капитана: медленно, точно нехотя открывает глаза, упирается взглядом в волевой подбородок и, едва приподняв голову, тихо стонет — голова раскалывается просто невыносимо.
— Убью суку, — обещает она и проваливается в темноту снова.
Ненадолго — едва ли на пару минут, и, вынырнув, ёрзает у него на руках, пытаясь подняться на ноги.
— Я могу идти сама, — она не больная и и не новобрачная, и для них обоих будет лучше, если он её отпустит.
Она, конечно, уже говорила ему и то, что может за себя постоять, и теперь это уже будет звучать не так убедительно, но это всё равно ничего не меняет. Она может постоять за себя — если не будет терять над собой контроль.
— Она жива? — уточняет Реджина второй по важности вопрос. — Если да, её нужно убить. Немедленно.

На переход в вертикальное положение организм платит Реджине приступом головокружения и тошноты. Она пережидает, тупо пялясь куда-то на подбородок капитана, и, так и не отойдя до конца, снисходительно усмехается:
— Связана? Беззащитна?
В самом деле?
— Она здесь только потому, что хочет быть здесь.
Чтобы вновь разрушить её жизнь, очевидно. И Реджина ещё может этому помешать — нужно сделать лишь шаг. Она делает этот шаг вперёд, благодарно сжимает руку капитана чуть выше запястья, улыбается, впервые за долго время искренне:
— Спасибо.
Вздрагивает. И ещё раз, всем телом, пытаясь подавить приступ тошноты, но бесполезно — секундой спустя она сгибается пополам и её выворачивает ему под ноги клубами чёрного тумана.
— Слишком много, — хрипит она. — Не могу...
Не может удержать в себе это. Она взяла слишком много. Она разрушила ад, в неё вложился Румпельштильцхен, и она забрала у Коры, что сумела. Она взяла слишком много, и теперь это лезет наружу.
— Слишком...
Она теряет сознание снова — и чёрная как уголь кровь ползёт у неё из угла рта.

— Войдите, — улыбается Кора во второй раз, демонстративно не делая ничего перед камерой, и, только когда дверь открывается, связанными руками оправляет сползший с колена подол юбки. — Мисс Миллс, мистер Роджерс. Реджина сделала меня вдовой уже очень давно.
В отличие от Реджины, не улыбающейся теперь практически никогда, Кора на улыбки не скупится — для неё каждая не дороже медной монеты, хотя каждая блестит не хуже золотой.
На руке у него кровь — чёрная. Очевидно, Реджины. Кора тяжело вздыхает, пожимает плечами, показывая, что, может, и хотела бы развести руками, но не может.
— К сожалению, не одарена таким талантом. Вы можете попробовать обратиться к мистеру Кроули, но я не уверена, что теперь его легко отыскать. Даже Румпель с его возможностями не сумел.
Но он наверняка пытался. Они договаривались, что он найдёт его — это бы всё упростило. Раз уж их дочь отправилась за этим демоном в ад, ошейник она бы нацепила без лишних слов.
— С Реджиной всё в порядке, мистер Роджерс: она просто переоценила свой аппетит. Сожрать целый ад, а потом покормиться с меня и с Румпеля — ничего удивительного, что сейчас ей нехорошо. С пирожными у неё та же беда. Убедите её поделиться, и ей станет лучше.
Кора делает улыбку чуть более мягкой, доверительной.
— У вас наверняка получится. Материнское сердце не обманешь, мистер Роджерс: вы ей понравились.

— Ей всегда нравился такой типаж, — всё ещё мягко усмехается Кора. — Простые, славные парни. Вы доверчивы? Вы чем-то похожи на её первую любовь.
В основном — простотой, свойственной простому рабочему. У него лицо конюха, в лучшем случае — солдата. Тот же Кроули был куда более ... изящен.
— Ну хорошо, — Кора улыбается ещё раз, сперва Роджерсу, затем — в камеру. Ей не слишком верится в его шефство, но она уверена, что нужные люди её всё же услышат. — Вы шеф.
Для шефа он выглядит слишком молодо и слишком браво. У такой серьезной организации во главе должен стоять кто-то страшнее и старше. С более жестокими глазами, чтобы Кора могла найти с ним общий язык.
— Во-первых, если Реджина ещё не сказала вам, убить Тёмного без кинжала нельзя. Во-вторых, кинжал находится в Зачарованном лесу в руках Мордреда, и именно Мордред прислал Румпеля сюда. В-третьих, тот ваш человек, что отправился через портал, с большой вероятностью не вернётся назад: с герцогом Формайлом сложно найти общий язык, особенно этого языка не зная. Если Реджина ещё не порывалась спасать его, позвольте ей сделать это, когда придёт в себя. Не лишайте девочку удовольствия стать вдовой во второй раз.
Смерть Мордреда стала бы отличным подарком ко дню рождения. Они, правда, хотели преподнести его вместе с Румпелем, но что поделать, если тот упрямец не хуже дочери — заладил про своё мировое господство, и никак не слезет с любимого конька.
— Самое главное я, разумеется, оставила на десерт: вам не удержать Румпеля без моей помощи. Сейчас он здесь только потому, что хочет здесь быть, но, когда ему надоест, он просто уничтожит всех вас. И, если вы рассчитываете в этом на свои технологии или, что хуже, на Реджину... — Кора с деланным сожалением вздыхает, — я бы не поставила на вас и медяка.

Умный мальчик. На его месте она бы тоже себе не доверяла — но ему ещё придётся пересмотреть своё отношение к ней.
— Обезвредить его без кинжала у вас тоже не выйдет, — Кора вновь, в точности как Реджина, пожимает плечами. — Кинжал — единственное, что даёт над ним власть.
Она искала его очень, очень долго. Слишком долго, и теперь, когда она, наконец, близка к цели, важно не разрушить всё.
— Я здесь ради Реджины, — тепло признаётся она. — Хочет она того или нет, она моя дочь, и я забочусь о ней.
Она укрыла её от Тёмного своей магией, своей кровью — и он не нашёл бы её, если бы своим визитом в ад Реджина не подняла бы на уши весь мир. Она была похожа на маяк в ночи — для всех, у кого есть глаза.
— О, всё очень просто, мистер Роджерс: я не так амбициозна. Румпель уже сотни лет грезит идеей власти над мирами, и ради этого выпестовал из моей дочери чудовище, а Мордред — не видящий дальше своего носа мальчишка, пообещавший сердце моей дочери Повелителю мух и даже не спросивший, зачем. Вы сможете предложить ему только Реджину, но её он получит и так — так зачем ему расставаться с могуществом Тёмного? А меня не интересуют ни абсолютная власть, ни абсолютное могущество. Я хочу сохранить статус кво. Я хочу жить так, как живу сейчас.

Кора вздыхает, глубоко, медленно, нарочито тяжело и едва заметно оправляет затёкшие от прямой посадки плечи. Улыбается:
— Вы слишком строги ко мне.
Это разумная мера предосторожности с его стороны, но, право, отчетливо отдаёт предвзятым отношением.
— Моя дочь — далеко не подарок. Я не могу назвать её дурой, но она не умеет планировать дальше, чем на два шага, и никогда не имеет при себе запасного плана. Посудите сами: она украла у Тёмного его истинную любовь, убедив его, что та мертва, а после не сумела придумать, как это лучше использовать, — Кора осуждающе поджимает губы, качает головой, словно предлагая разделить её негодование. — Её брак с Мордредом был хорош в теории, но совершенно бездарно реализован. Мальчик грезил её возвращением двенадцать лет и, в отличие от неё, готовился к этому браку. Я узнала слишком поздно, чтобы вмешаться, а Реджина... Вместо того, чтобы убивать мать новоиспечённого мужа на свадьбе, Реджине стоило дать ему больше ласки. Но она не была бы собой, если бы проявила хоть немного понимания ситуации.
Опрометчивая, склонная переоценивать себя и недооценивать других — когда-то Кора уже наблюдала всё это в Тёмном. К счастью, с тех пор он положительно заматерел и стал приятным противником.
— Я приехала сразу как смогла, и в самом деле, вы думаете, меня бы оставили при дворе, явись я с пустыми руками? — Кора явственно кривится этой идее. — Мне пришлось искать достойный мальчика подарок. И вы бы не осуждали меня так, если бы в своих жалобах на меня Реджина бы упомянула, что держала Малефисенту на цепи. Если бы не это, я бы даже не подумала тягаться с драконом — у меня, в отличие от Реджины, хорошо развит инстинкт самосохранения.
Но зато силы в Реджине всегда было хоть отбавляй. Жаль только, о всей её природе Кора начала догадываться гораздо позже.
— Именно этот инстинкт велит мне держать дочь подальше от Румпеля. Он одержим её — ну, назовём это талантами, — и своим покровителем. Настолько, что продал её в рабство против её же воли. Она рассказывала вам о своём клейме? Кому оно принадлежит? А о том, что вторая часть этого клейма находится на её сердце? — скорее всего нет. Хоть что-то разумное в Реджине должно было остаться. — В мою пользу говорит то, что я знаю, где оно — и что вы все ещё живы.
Это был хороший тайник. Если бы не случайное стечение обстоятельств, Кора бы никогда не узнала — никто бы не узнал, даже герцог.
— Тем не менее и я, и Румпель сейчас хотим одного и того же — смерти Мордреда. Он не может убить владельца кинжала, такова уж его участь, а я просто не смогу подойти к Мордреду достаточно близко. Меня, скажем так, больше не рады видеть при дворе. Вот Реджина бы смогла — особенно, если бы он был уверен в том, что она не представляет угрозы. Собственно, ради этого и нужен был ошейник, половину которого я видела на кухне. Я хорошо поработала над ним, мистер Роджерс, и он больше не выполнял свою функцию. От Румпеля требовалось только убедить Реджину надеть его и доставить к Мордреду — так и он выполнил бы приказ, и моя дочь получила бы удовольствие.
Но нет, ему обязательно нужно было начать бредить всевластием снова.
— Теперь, когда вы знакомы с краткой историей мотивов присутствующих, я с вашего позволения перейду к более важным вопросам: что я могу вам предложить, и что я хочу взамен. Я могу запереть Тёмного на время, достаточное для поиска кинжала вами и вашими людьми. Я могу снабдить вас информацией о моём мире и о множестве других, если вам это потребуется. Могу сопроводить вас в мой мир и, наконец, могу помочь вам удержать Реджину, если та выйдет из-под контроля. Взамен я хочу право жить в этом мире — и защиту от моей дочери. Мне кажется, это справедливый обмен.

— Если бы я пыталась очернить её в ваших глазах, я сказала бы вам, что по глупости и ради своей подростковой мести она уничтожила половину мира, в котором мы жили, и едва не уничтожила ваш, — улыбается Кора ему в ответ. — Но я всего лишь открываю вам глаза. Моя дочь опаснее многих чудовищ. Если после убийства Мордреда она умрёт, мне будет очень жаль — ведь я её мать, — но я вздохну с облегчением. Мы все вздохнём.
Но это не значит, что Реджина действительно обязана умереть. Это всего лишь было бы неплохим вариантом развития событий.
— И я продолжала бы жить так дальше, если бы Реджина не решила разрушить ад, — пожимает плечами Кора. — Мои защитные чары слетели как лист с дерева, и Румпель нашёл её. Собственно, её мы и не поделили. С самого рождения никак не определимся, кому достанется. Мне повезло, что у нас появился общий враг — иначе бы мы ещё долго не смогли бы договориться, и жертв было бы куда больше.
Кора пробует укол на шее пальцами и вежливо, но без обычного обаяния улыбается рыжей:
— Благодарю.
С этим она разберётся позже, но, кажется, она начинает догадываться, для кого на самом деле Реджина варила сонное проклятие.
Приятный сюрприз.
— Начнём, я так понимаю, с Румпеля?
— Кора, — ухмыляется ей Тёмный, выразительно приподнимая правую руку с тугим браслетом на ней.
— Ничего тебе нельзя доверить, — на чистом регарумском улыбается Кора в ответ и ведёт ладонью над запястьем, магией вспарывая кожу. — Двадцать лет находил к дочери подход, и вот неожиданно — потерял.
— Тебе лучше не делать этого, — предупреждает её Тёмный, глядя, как кровь льётся на плиты вокруг клетки. — Я буду очень на тебя зол.
— Я зла на тебя уже двадцать лет, так что потерпишь.
Тёмный отворачивается. Кора начитывает старый инкантаментум, заключая клетку Тёмного в мерцающий шар — тот же, что был когда-то на крыше Старка, — и, закончив, магией латает порез.
— Еда и вода ему не нужны, — предупреждает она. — Всё остальное — тоже. У вас уже есть план?

Странным образом Реджина чувствует себя и лучше, и хуже одновременно: чуть более пустой, но чуть более восприимчивой к этому миру. Её больше не тошнит — даже голова не кружится, и она ощущает этот мир с удивительной ясностью.
Она удивительно зла, и это ощущение ясности теряется, когда она понимает, что в камере Коры никого нет. Глаза застит кровавая пелена.
Эта сука пыталась убить её шесть раз. Она не пошевелила и пальцем, чтобы помочь ей хотя бы сбежать от Мордреда. Она вырвала Дэниелу сердце — и теперь её нет.
Мысль о том, что её могли убить и без Реджины, злит ещё больше — они не имели права лишать её мести.
Она замирает, поднимает на Роджерса ледяной взгляд:
— Почему?
Если они позволили ей сбежать, она притащит её обратно и выкупается в её крови.
Если она уже мертва... она выкупается в крови тех, кто лишил её права убить суку.
— Вы убили её без меня?
Она начнёт с Роджерса.