— Запахи делают всё очевидным, — пожимает плечами Кейден.
Он заметил даже то, что вчера вечером их с капитаном борьба понравилась не только королеве, но не был так уж уверен, что может записать это на свой счёт.
Он даже своё вчерашнее одиночество чует из коридора.
Пока Реджина сонно ворочается на постели, пытаясь силой мысли заставить источник шума исчезнуть, Кейден с видом «что ж, это вышло случайно» роняет остатки ошейника из ладони на стол.
— Он весь твой.
Благодарности за засевшие в ушах стоны королевы он не испытывает, но за снятый с неё ошейник — вполне. У Реджины, севшей на постели, в глазах ни тени сна — на лице отпечаток зажатого к щеке одеяла, — но глаза холодные и злые.
— В чём дело?
Она даже не даёт себе труда прикрыть грудь — поднимает руки, собирая спутавшиеся за ночь волосы в подобие косы, и смотрит агенту Романофф в глаза:
— Кто-то умер?

— Пару слов, — с досадой кривится Кейден.
Глупо вышло. Но в спальне пахнет сексом, от рыжей пахнет кровью и самой рыжей, и он тоже не железный. У него была достаточно тяжёлая ночь, потому что было велико искушение если и не выкинуть Тонистарка из постели королевы или хотя бы присоединиться, то уйти и найти себе какую-нибудь служанку.
Кейден, вздохнув, стискивает зубы. Реджина, услышав ответ, поднимается с постели, магией набрасывает на плечи халат и открывает поворотом кисти запертую было дверь.
— Я так понимаю, долго он не провисит?
Вопрос по сути риторический.
— Ну пойдём, посмотрим.
Хотя она бы предпочла помыться. Она перехватывает халат на поясе, обувает сброшенные у кресла туфли. Вздыхает, сама себе.
— Агент Романофф, — вздыхает она ещё раз уже за порогом спальни. — Я буду признательна, если вы сохраните детали моей личной жизни в тайне.
Особенно от капитана. Реджина не знает почему, но она не хочет, чтобы он знал.
Впрочем, вряд ли она может упасть в его глазах ниже.
Страшила выходит им навстречу из-за следующего поворота. Оглядывает Реджину с ног до головы, задерживает внимание на покрасневшей скуле агента и склоняется в поклоне:
— Доброе утро, Ваше Величество. Леди Романофф.
Он делает полшага вперёд, ждёт, что она подаст ему руку. Реджина делает вид, что не замечает, и тогда он весело добавляет:
— У вас там человек из окна упал.
Реджина улыбается ему в ответ:
— Такое порой случается.
Смотрит на агента — укоризненно. Вывесить оставшегося в живых убийцу за окно было забавным, но непрактичным решением.
— Я велю подать завтрак в малую гостиную. Через час вас устроит?
— Буду считать минуты. Моё почтение, леди. Ваше Величество.
Реджина перехватывает полы халата плотнее, дожидается, пока Страшила скроется за поворотом, и оборачивается к агенту, поджав губы. Качает головой.
— Мне нужно принять ванну, агент Романофф. Если встретите ещё кого-то, кто может оказаться полезнее живым, постарайтесь, пожалуйста, закрепить его понадёжнее. В этих стенах, а не за ними.

— Вам он вряд ли откажет, — с равнодушным спокойствием улыбается Реджина в ответ, но это спокойствие так же притворно, как и сама её улыбка. Дело, наверное, в ревности — глупой, бездумной, на которую Реджина совсем не имеет права: они с капитаном друг другу никто, и вместе они тоже не будут, и дело даже не в том, что "он не захочет её такой" — дело в том, что она его попросту недостойна, но...
Ревность никогда не волновали подобные пустяки, и сейчас Реджина ревнует. Капитана к агенту Романофф, и своего волка — к ней же. Но на едва вопросительный — больше даже предупредительный — взгляд Кейдена Реджина всё же чуть заметно кивает: она не против. Она доверяет своему волку, как не доверяет, пожалуй, никому. Даже Коннору, даже Кроули. На её неуловимый кивок Кейден довольно скалит зубы:
— Я готов.
Ему бы не помешало проветрить голову — ночь выдалась не из лёгких. Кроме того, у ведьмы снова есть её магия, и теперь он может немного меньше беспокоиться за ту бездну тьмы в ней, которую, кажется, никто, кроме него не видит, даже сама ведьма.
— Ты любишь охоту, рыжая? — интересуется Кейден, когда даже он перестаёт слышать шорох королевских шагов позади. — Я бы поохотился с тобой.
Для него это — щедрое предложение. До того он охотился лишь с Реджиной, но и то не так, как это было принято у волков. С рыжей так бы тоже не получилось, но это Кейдена не смущает нисколько: встретить кого-то своего вида он давно отчаялся. Слышал только про Красную Шапочку, но о той после проклятия не было даже слухов, и Кейден не пытался её разыскать.
— У королевы хорошие леса. Много дичи, — Кейден смотрит на рыжую, пытаясь разглядеть интерес, но не видит, и потому пробует зайти с другой стороны:
— Если не нравится убивать безобидных зверушек, можем съездить к герцогу в Рединг. После проклятия там развелось достаточно тёмных тварей.
На его вкус это даже Реджине бы понравилось: с учётом её напряжённых отношений с бывшим любовником любой шаг к укреплению хрупкого перемирия казался Кейдену кстати. У Формайла ведь была армия. Та, которой не было у Реджины.
— Хочешь?

— На меня много охотились в своё время, — пожимает плечами Кейден, понимающе усмехнувшись хорошей шутке. — Но это потому, что я волк.
Сейчас таких смельчаков уже нет, хотя после проклятия королевы попытки нет-нет, да предпринимались. Ту падаль Кейден даже не стал после есть, но он вообще редко ел людей, особенно после того, как стал жить с королевой.
— Ты даже не ведьма. Зачем охотиться на тебя?
На вопрос о дальности пути Кейден щурит глаза, прикидывает.
— Конными — недели три пути.
Он бы добрался быстрее, но он волк. Морем было бы быстрее, но Кейдена пугало море почти так же, как когда-то пугал Повелитель: тёмная стихия, губительная ко всему живому. Солёная как яд, что само по себе противно жизни. Кейден мог бы сравнить с морем и Реджину, но вот чего-чего, а жизни в ней всегда было с избытком, даже если та казалась мёртвой внутри.
— За два месяца Тонистарк может даже дотрахаться до короля, — посчитал, наконец, Кейден и сроки их отсутствия, и возможные последствия. — Королеве всё равно нужен король. Мне не жалко, но его за это убьют. Наши, а не этот твой другой, сильный.
Кейден знает, на новоиспечённую вдову есть претенденты. Тот же Страшила явно приехал не просто так: он мог предложить Реджине армию взамен на её магию и право наследовать земли Мордреда. Кейдену не жаль Тонистарка — он ему даже не нравится, — но он нравится его королеве, и ещё он снял с неё ошейник.
Хотя, может быть, так он сделал только хуже: теперь Кейден чувствует безумие тьмы в ней только сильнее.
— Мы можем поехать после свадьбы, — предлагает Кейден. Реджина явно поторопиться с повторным браком — иначе ей будет не удержать свои земли, — и, если это всё же будет Страшила, а у неё будет магия, этот брак будет лучше предыдущего. Может быть, к этому моменту Реджина даже решит вопрос со своей тьмой. — Хотя если вы не откроете проход в ваш мир, вам всё равно придётся ехать в Оз. Через Рединг будет удобнее всего, хотя и опаснее. Я бы проводил.

— Ваш мир звучит как будто бы даже честнее нашего, — удивляется Кейден, но удивляется не сильно. Он щёлкает пальцами, пытаясь подобрать забытое и непривычное слово, едва рычит в раздражении и, наконец, вспоминает:
— Прогрессивнее.
У них те, на кого охотились так открыто и явно, не обязательно были преступниками. Иногда они просто отличались от остальных, будучи виновными лишь в том, что родились не у тех родителей. Как он сам, например. Как Реджина. Это в своё время их сблизило сильнее, чем его долг жизни.
— Тонистарк король? А я думал, у вас нет королей, — для Кейдена это не удивительно, он лишь уточняет: на его памяти королева сходилась лишь с королевской кровью, хотя ничего, кроме бед, ей самой это не приносило. Ей бы стоило выбрать кого-то попроще, но попроще и большая политика редко сходились вместе. Кейден не лез, предпочитая ограничиваться малым.
Рыжая за малое не считалась, но у любого правила должны были быть исключения. И Кейден смотрит в её лицо дольше, чем она смотрит в его.
— Ты сейчас утешаешь себя или меня? — спрашивает он вполне серьёзно. — Если меня — я польщён, но не стоило. Я не переживаю. Я не люблю королеву так.
Их отношения были куда сложнее и глубже, и одновременно проще. Кейден никогда не ревновал её, считая это бесполезным — хотела оно того или нет, она уже принадлежала ему совершенно особенным образом.
Он бы не возражал, если бы рыжая принадлежала бы ему также.
— До гор на восточном краю континента, — пообещал Кейден. — Ходят слухи, что в пещерах под ними разрослась дыра. Если это так, Реджина её найдёт. Если нет, поищем что-то ещё. После её проклятия наш мир начал ... крошиться. В разных местах. Я слышал об этом, но, что хуже, я чувствую это, рыжая, и это меня пугает.
Ещё больше Кейдена пугает то, что он вообще чувствует это, но это он хотя бы может объяснить. Всё дело в Реджине. После своего возвращения из нового мира она стала сильнее — и страшнее, и он стал чувствительнее рядом с ней.
— Как будто она заражает меня, — хрипло выдыхает Кейден, хмуря широкий лоб. — Ваш мир, в котором нет ведьм, что-то сделал с ней. Расскажи мне, что там было? Я хочу знать, что она делает со мной.

Со счётом у Кейдена скверно, и он загибает пальцы, перечисляя вслух:
— Альбион, Солетос, Оз. И ещё Эккензор, но Эккензор должен спать ещё почти сто лет, так что Эккензор можно не считать. От Рединга уже ничего не осталось — только мёртвые земли. Раньше было больше. Альбион был меньше, совсем маленький, а вместо него — Регарум королевы, Эннфолд и Дарем. И Френо. Тоже маленькое. Там когда-то были огры.
Френо Кейден не любил: пустые, проходные земли, от которых огры мало что оставили. Хотя там и до огров было мало, но этого Кейден не застал.
— Дровосек рассказал бы тебе больше. Я не силён в политике, хотя насчёт золота ты права: у нас все, у кого есть золото, имеют ещё и власть.
Кейден знает, что королева не доверяет рыжей. Знает, что рыжая собирает информацию об их мире для своего, но он и сам на её месте старался бы узнать как можно больше, очутись он где-то сам иноземцем. Всё дело в том, что Кейден не чувствует в рыжей врага: его интуиция безупречна, и потому он верит и ей, и рыжей. Кейден чует: даже если рыжая и не любит ведьму, зла она ей не желает.
— У вас есть сказки про нас? — недоверчиво усмехается Кейден. — Про всех? Или только про эту девочку?
У них были только про Древних, но Древние — это ведь куда значимее. Древнее, так сказать. Реджина была к ним совсем близка сейчас — то, что Кейден чувствовал в ту единственную встречу с Повелителем, тот ужас и тьму, было слишком похоже на то, что Реджина пробуждала в нём сегодня.
В их сказках всё бы кончилось плохо: скорее всего, по вмешательству Древних. Это ведь Древние обычно отправляли людей в иные миры.
— В последний, — уточняет Кейден для рыжей. — Когда она ушла туда с Кроули, а вернулась с вашим силачом.
Рыжая смышлёная. Даже очень. Ему нравятся такие — не просто для аппетита, а для души, — и то, как она почувствовала, прониклась его тревогой, лишь убеждает его в том, что его интуиция не подвела его снова.
Они заодно. В самом деле могли бы охотиться вместе. Поэтому Кейден не говорит ей, что в своё первое возвращение Реджина не пугала его настолько — рыжая сама поймёт.
— Что за штука? — Кейден скалит зубы снова, хмурится странному слову — оно звучит и дико, и загадочно, и вместе с тем просто. Но "штука" интересует его сильнее. Если рыжая сочла нужным упомянуть, значит, Реджина была в этом как-то замешана, и Кейден хотел знать, как.

— Это Джинн, — напоминает Кейден рыжей. — Он не всегда был зеркалом.
Но об этом Реджина расскажет сама, если захочет. Кейден плохо знает ту историю — только то, что слышал от самого Джинна и от дворовых слуг. Из этой истории Джинн играл с магией и проиграл — говорили, что это Реджина его превратила, но это была чушь.
Люди вообще несли много чуши.
— Это Малефисента, — по одному взгляду подсказал рыжей Кейден нужное имя. — Она тоже ведьма, если, конечно, можно считать ведьмой дракона. Реджина знает об этой истории больше.
На упоминание Красной Шапочки Кейден едва дёргает углом губ: в своё время он сильно жалел о том, что так и не познакомился лично. Говорили, она была очень красива.
— Красная шапочка и есть волк, — не без сожаления признаёт Кейден. — Я хотел завести с ней волчат, но она воевала за Белоснежку, а я не беру силой.
У него была не лучшая репутация в те годы, да и сейчас мало что изменилось. Красная Шапочка не подпустила бы его к себе, только и всего.
— С кэпом, — соглашается Кейден, потому что это короткое "кэп" силачу идёт.
Хотя волчат Кейдену, конечно, всё равно хотелось — но, наверное, уже было попросту не суждено. Да и заводить их в мире, который крошится, Кейден считал неразумным.
— Значит, это плохие штуки, — коротко решил Кейден. Интуиция подсказывала, что штуки были даже не плохие — чудовищные. — Хорошие ей бы не понравились. Не подпускайте больше к ним королеву, если это из-за них она стала похожа на Повелителя. Твой Тонистарк сделал только хуже, когда снял с неё ошейник. Сейчас это не так заметно, но позже будет. Все увидят, не только я. Ты можешь что-нибудь с этим придумать?
Кейден в самом деле надеялся. У них в мире ведь был прогресс — эта штука победила магию однажды, а значит, победит снова.

— Я никогда не слышал про Алладина, — честно пожимает плечами Кейден и тут же предполагает:
— Может, это кто-то из Аграбы? Это не наш континет. Так, остров снизу. Там горячее солнце.
И люди там с телячьей кожей. По вкусу — те же люди, но выглядят как сапоги.
Эту мысль Кейден оставил при себе, хотя сам ей улыбнулся. Потом улыбнулся ещё раз, рыжей:
— Я последний.
Ничего весёлого, как, впрочем, и грустного, в этой улыбке не было — Кейден оценил, что в этот раз она в самом деле его утешала. Теперь она должна была понимать его лучше. Должна была понимать, почему он с Реджиной — почему ещё он с ней.
— Хотел, — Кейден соглашается сразу. — Я думал, это уйдёт, если его снять. Я думал, ошейник сдерживает внутри кинжал, который королева... сожрала, и, если его снять, её тьма просто выйдет в мир. Я ошибся.
Он ведь не слишком силён в этих тонкостях — живёт и делает так, как чует. Он чуял, что снять его было правильным, но надеялся, что не только для Реджины — для них всех.
В этом им с рыжей одинаково не повезло. Но ей с Румпельштильцхеном повезло больше, и сейчас Кейден довольно показывает ей лишь едва жёлтые и слишком острые для человека зубы:
— Рад слышать.
Тонистарк, может быть, и не так плох. Он даже начинает нравиться Кейдену немного сильнее после этой новости.
— Никогда не любил уродца, — радостно скалится Кейден, хотя и знает, что это неуважение — отзываться так об отце королевы. Её мать он вообще называл сукой, но тут даже Реджина никогда его не поправляла. — Но погоди, — одёргивает Наташу Кейден. — Как мог Тонистарк сдержать магию, если в нём самом этой магии ни капли? Он такой же пустой как ты, хотя ты... ты совсем пустая.
Но как-то иначе. Кейден давно заметил, хотя так и не понял, в чём было дело. Он не стал настаивать на ответе — тем более, что вопроса так и не задал.
— Скажи Тонистарку, пусть сделает эту штуку ещё раз. А лучше — придумает, как вытянуть тьму из королевы. Ей слишком много того, что она съела. Я боюсь, она тоже начнёт... крошиться.
Хотя ещё больше Кейден боялся того, что она не начнёт. Останется цельной, и, что хуже, станет сильнее.

— Спасибо, — благодарит Кейден тише и грубее обычного.
Реджина не говорила ему о других. Не знала, или просто берегла его для себя? Если бы он знал раньше, он бы захотел уйти с ней. Он и сейчас готов. Нет, не оставить её, но хотя бы проводить в их мир. Дальше, чем до порога.
Хотя, может быть, и оставить. Но рыжая права — королева не любит расставаться ни с тем, ни с теми, кто делают её сильнее.
— Так, — соглашается Кейден. — Всё так, рыжая.
Его королева безумно жадная до силы и до тьмы, и одновременно совершенно к ним равнодушно. Кейден не знает, как у неё так получается: он в своих желаниях предельно прост.
Может, это что-то женское.
— В тебе чего-то не хватает, — сообщает рыжей Кейден. Странно, что она пытается с ним спорить: он же волк. Он чует такие вещи. И он чувствует её сердце — именно там ей чего-то недостаёт. — Но это твоё дело. Я не буду говорить об этом другим.
Это их не касается. Это и его самого не касается, но они так откровенны сейчас, что ему хочется, чтобы она знала — он знает тоже.
— Я плохо знаю ваш язык, он плохо знает наш. Тебе будет проще. Скажи, что я сказал ему сказать. Накануне проклятия Реджина подняла целое поле мертвецов, и она была даже вполовину не так сильна, как сейчас. И даже после этого её сил хватило, чтобы почти уничтожить наш мир и почти уничтожить ваш. Мне говорил Кроули, не удивляйся.
Хотя тогда она была на взводе — и была брюхата. Может, в том было дело?
— Я не желаю королеве зла, рыжая. Она принадлежит мне как я принадлежу ей, и я боюсь за неё точно так же, как я сейчас боюсь её. Просто пообещай мне, что ты передашь Тонистарку мои слова. Ради неё и ради вас.

— Это не то, что можно исправить, — сообщает рыжей Кейден, не имея при том цели обидеть её или задеть — просто предупредить, чтобы не тратила время зря. Такую пустоту не заполнить — с ней можно лишь смириться. Ей недостаёт чего-то, что не заполучить ни извне, ни изнутри. Чего-то, что у неё когда-то забрали и что уже не вернуть.
Но это её дело. Кейден больше не говорит об этом ничего.
Но он рад наконец-то поговорить о Реджине. С кем-то, кто не боится её, и с кем-то, кто не жалеет её. С кем-то, кто может оценивать её трезво, а не через призму любви или ненависти. Ему не хватает Кроули, если так подумать, — как собеседника не хватает, хотя сам Кейден вряд ли мог составить тому достойную компанию.
Он и для рыжей собеседник скучноватый, но знает, чем может её развлечь, когда исчерпаются темы для разговоров. Он даже постарается ради неё.
— Сейчас — точно не тратит, — криво усмехается Кейден. — И вытягивать, надеюсь, больше не будет. Она уже делала это дважды, когда была у Мордреда. Даже я в подземелье ощутил. И потом ещё несколько раз, но не так, и я сначала думал, мне показалось. Но мне не казалось, рыжая. Она делала это даже в ошейнике, даже рядом со Старком. Это не магия, это что-то другое. Я не уверен, что она сама знает об этом.
Это что-то очень близкое к Повелителю. Что-то, что он сделал с ней, когда приходил снова.
Об этом Кейден рыжей не говорит. Это слишком тревожно даже для него.
— Она не захотела, чтобы я страдал, — просто объясняет Кейден. Реджина сказала ему так, когда вернулась, и он поверил ей. Ему она не лгала ни разу со дня своего возвращения, да и до не лгала тоже — только умалчивала, пожалуй. Умалчивать он научился у неё. — Проклятие должно было заставить всех страдать. Меня оно лишило бы моего волка. Я бы не хотел. Я уже не злюсь на неё за это, но тогда да, был зол. Сейчас мы вместе снова. И будем вместе, пока кто-нибудь из нас не умрёт.

Сердце Реджины пропускает удар, и, тяжело вздохнув, она дарит Стивена кривой улыбкой:
— Доброе утро, Стивен.
Порыв запахнуть халат плотнее вполне естественен, но Реджина сдерживается, хотя всё же скрещивает на груди руки, останавливаясь в паре шагов от поворота и за несколько метров до капитана. Это, наверное, даже к лучшему, что он видит её такой — во всей глубине её добровольного падения, но, с другой стороны, какое ему до этого может быть дело?
Он не захочет её, а она не должна хотеть его. Сейчас она со Старком. Это временная мера. Он нужен ей, чтобы вернуться в седло, чтобы не начать вновь рыдать по ночам, чтобы не вздрагивать от каждой тени и не держать в голове призрак Мордреда. Он хорошо справляется с этим. Очень хорошо, и, кроме того, он снял с неё ошейник.
Они со Старком взрослые люди. Она не обязана считаться с мнением капитана по этому вопросу. Он ей никто, и останется никем, а вскоре они и вовсе распрощаются.
Это чувство неловкости и стыда — лишнее, и Реджина уже хочет спросить капитана, не подождёт ли его разговор до вечера, потому что сейчас ей нужно смыть с себя следы этой ночи и подготовиться к завтраку с возможным супругом, но всё же решает остаться. Это может быть важным. Он ведь не зря искал её с утра возле спальни, а не вечером в библиотеке, где было бы больше шансов её застать.
К Страшиле она могла позволить себе опоздать.
— Говорите.

— Да, удалось, — соглашается Реджина с прежней улыбкой, и в той снова нет ни капли искренности.
Дело не в ошейнике и не в Старке — в Стивене и в том, как скребёт под лопаткой от его взгляда. Так смотрят на женщин, пойманных в чужой постели, но ещё любимых — с желанием свернуть им шею и осознанием того, что никогда не поднимется для удара рука. Реджина часто видела этот взгляд у Коннора, и то, что на неё так смотрит именно Стивен Роджерс, для неё и странно, и тошнотворно одновременно.
Реджину тошнит от самой себя, хотя не должно. Она сделала всё, чтобы не дать Мордреду сломать её снова, чтобы оправиться от него как можно быстрее, чтобы жить ему назло. Ненавидеть себя снова она не намерена, но Стивен как будто специально провоцирует её на это своим несчастным, точно у брошенного щенка, видом.
Ненавидеть его также легко, как ненавидеть себя, и Реджина с удовольствием переключается на это: надменно приподнимает подбородок, встречным взглядом охватывая тело капитана снизу вверх.
Реджина знает, как выглядит со стороны. Знает, какой видит её капитан.
— Я не пойму, за что вы извиняетесь, Стивен, — усмехается она краем губ, — вы бы всё равно не оказались на его месте.
Они со Старком вполне достойны друг друга. Кроме того, никто прежде не заставлял её кричать от удовольствия. Она выбрала Старка совершенно правильно, и она не жалеет.
И она не потерпит того, чтобы её осуждали.

У Кэпа болит. Кейден чует его лишь немногим позже, чем слышит его бег и взвинченное не от бега сердцебиение, и следом слышит едва уловимый отзвук, что Реджина пронесла с собой из спальни. Отзвук совсем слабый, но и его достаточно, чтобы Кейден знал, почему.
— Да, — просто соглашается он на чужом языке и перед тем, как сдвинуть рыжую за спину, чтобы не зацепило, бьёт силача в челюсть.
Кейден знает, что рыжая крепче, чем кажется, и сама отдела троих, но с ними ей не потягаться. Кроме того, с его стороны это жест внимания к ней. Вполне себе явный жест.
Ему, пожалуй, тоже хочется подраться — ему страшно не только за себя, но и за королеву, и с этим страхом он бессилен что либо сделать. Хорошая драка — это то, что ему нужно, а кэп в этом мире, пожалуй, единственный, кто может ему эту драку обеспечить.
Кейден бьёт его с удовольствием и встречает удары с удовольствием не меньшим. Дерётся совсем не так, как привык, волком — так, что летят ошмётки чужого мяса и брызжет из артерий кровь. Волком он не дерётся, убивает, а сейчас — позволяет себя бить в ответ. Один из ударов настолько силён, что даже у него звенит в ушах, когда он на локтях приподнимается над землёй.
Глаза горят жёлтым. Обращение Кейден сдерживает с трудом, но всё же сдерживает, и только на холке остаётся полоса шерсти до спины и заостряются, удлиняясь, клыки и когти на волосатых лапах.
Кейден бьёт снова, сплёвывает кровью. Приподнимает бровь:
— Лучше?
Ему — да.

— Как скажешь, — кроваво усмехается Кейден и прыжком валит капитана на землю.
Удар, второй, третий — и уже никто в здравом уме не назовёт того красавцем. Но Кейден чувствует, как им обоим становится легче.
Это всё Реджина. Она приносит беды тем, кто имеет несчастье любить её — и Тонистарку повезло, что хотя бы у него есть надежда избежать этой участи.

— Вечером я жду гостей, — сообщила Реджина Старку, пока служанка накрывала завтрак на столе в его спальне. — Приедет Кей. Это... дядя Мордреда.
Кей не присылал гонца с предупреждением, как и всегда, но той, у кого на службе были зеркала, гонцы были не нужны. Реджина знала о Кее всё: и то, что тот уже стянул армию на подступах к её новому замку, готовый занять его для своей коронации, и то, что сейчас визит к ней имел для Кея лишь одну цель — убедиться, что она не представляет угрозы, и дать аристократии понять, что ритуал был соблюден.
В конце концов, этой аристократией ему предстояло править, а мнение народа никогда и никого не волновало. Реджину — в том числе, и она, пробирая пальцами волосы у трюмо с уже расставленными маслами (никаких больше роз, никакого сандала, только едкая сухость лаванды), искоса поглядывала на ещё лежавшего в постели Старка с неясным ожиданием во взгляде.
Она выбрала его очевидно и для всех, и больше не считала нужным этого скрывать, хотя тем утром Страшила всё же сделал ей предложение. Она обещала подумать, не ответив отказом, и он не стал её торопить — только после, когда разговор сам собой перетёк на обсуждение их брака как чего-то свершённого, Страшила позволил себе усмехнуться:
— Любовника сможешь оставить. Но давай кого-нибудь одного.
Согласится ли с этой позицией Старк, Реджина не знала. Она ещё не готова была с ним обсуждать это — по крайней мере, пока не решён вопрос с Кеем, и для решения этого вопроса ей нужна его помощь.
— Я хочу, чтобы ты присутствовал. Боевое облачение не обязательно — слухи уже преувеличил твои возможности, так что не будем разочаровывать ублюдка.
Слухи также преувеличили и последствия драки Кейдена с капитаном, вплоть до смерти обоих. Реджина не навещала ни одного из них — она не для того выхаживала этих идиотов, бросив всё и разрываясь между их постелями, чтобы теперь они вымещали друг на друге свою злобу и сводили все её труды на нет.
Больше она не пошевелила бы для них и пальцем.
— Сделаешь это для меня?